Не хочу, чтобы это место отправилось в архив. Всё ещё лелею надежду дописать то, что хочется дописать. Мне всё ещё есть, что сказать, пусть сейчас я и нема и могу лишь читать и смотреть.

---

На Авалон

Название: На Авалон
Бета: paranojas
Фандом: Артуриана
Размер: драббл, 606 слов
Пейринг/Персонажи: Артур, Вивиана
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: много смерти в качестве фона.
Примечание: Написано на ЗФБ-2017 для команды Артурианы.

Над полем висел туман. Его тяжёлые, напитанные влагой клубы покрывали всё пространство от реки до подножья невысоких холмов, ограничивающих широкую долину Камлана. Медленно светлеющее небо не приносило облегчения. Вивиане подумалось, что белая пелена оказалась уместна в это скорбное утро.

Лошадь под ней заупрямилась, почуяв запах человеческой крови. Пришлось спешиться и, пошептав в ухо гнедой, вести её в поводу. Тишина, затопившая долину вместе с туманом, поглощала звуки шагов и шелест травы. Вивиане казалось, что они не спускаются – слетают с холма, не касаясь земли. Прямо в туман.

Первый встреченный ею человек попросил воды. Это был невысокий, плотный мужчина. Порванный плащ свисал с его плеча грязной тряпкой, меч — потерян, а шлем он прямо при ней отбросил в сторону, словно тот был камнем на его шее. Она протянула ему бурдюк и смотрела, как он жадно пьёт. Затем мужчина плеснул себе в лицо, и капли воды смешались с кровью.

Идти по полю боя оказалось тяжело. Вивиана постоянно натыкалась на потерянные доспехи и оружие. Погибшие воины смотрели на неё застывшими, немыми взглядами, и ей было горько от того, что некому опустить им веки.

Больно было смотреть и на живых. Не один раз она давала напиться тем, кто встречался ей на пути. Для некоторых из них это был последний глоток.

Наконец, старый воин с бессильно висящей вдоль тела рукой рассказал ей, что видел, как погиб король.

— Ты ведь та самая чародейка, так? — спросил он, утирая рот рукавом поддоспешника.

Она кивнула и уточнила, какого короля он имел в виду.

— Артура, конечно, — печально отозвался старик. — Они с молодым королём сцепились. Я рядом был, но видел, как они друг друга уложили.

Он вдруг всхлипнул, прикрыл ладонью глаза и опустил голову. Грязные, пропитанные кровью и потом волосы упали ему на лицо, скрывая слабость. Некоторое время он стоял так, не издавая ни звука. Вивиана ждала.

Наконец, старик поднял на неё влажные глаза и махнул здоровой рукой куда-то в сторону.

— Увези его и похорони, как подобает, девочка. Он был хорошим королём. Вместе с ним умерла и наша Британия.

Вивиана оставила ему бурдюк с водой и продолжила поиски.

Через несколько часов все лица для неё слились в одно. Над полем медленно поднималось солнце. Туман редел, открывая её взору последствия битвы. На сотни ярдов вокруг — земля, покрытая болью и смертью. Вивиана подняла лицо к небу, где на бледно-голубом фоне чернели крылья воронов. Такой ли видел Британию Мерлин в своих пророческих снах?

Резкий птичий крик оторвал её от размышлений. Небольшой крылатый хищник, на лету ловко цапнув ворона когтями, удалялся прочь. Некоторое время Вивиана смотрела ему в след. Звонкий крик сокола резко контрастировал с низкими, скрипящими вороньими голосами.

— Ты мог бы быть почтительнее к павшим, — пробормотала она.

Впервые за это утро её тонкие губы тронула улыбка.


Глаза Артура оказались закрытыми, и от этого на душе стало чуть легче. Вивиана оголила шею короля и коснулась продрогшими пальцами сонной жилы. Текли мгновения. Причинившая столько суеты птица улетела, и над полем разносились лишь хриплые крики спутников смерти. Гнедая перебирала копытами за спиной Вивианы, отгоняя мух. Туман опустился росой на блеклую траву.

Рана была страшной, почти сквозной. С такими не выживают, да и милосердием было бы не проверять, жив ли король. Там, в нескольких ярдах, лежит Мордред. Сын, которым король так гордился, которого любил после ухода Мерлина больше всех на свете. Так же сильно, как Британию. Почти также.

Оставить Артура жить было подлостью, и если бы не обещание, данное Мерлину, Вивиана сейчас не брала бы на себя эту тяжёлую вину. Она плотно сжала губы и прикрыла глаза, вслушиваясь в лежащее перед ней тело.

Казалось, прошла вечность, прежде чем в пальцы ударилась слабая, почти угасшая жизнь. Один раз, другой.

Сомнений не было, Мерлин оказался прав.

Теперь у бывшего короля Британии была одна дорога — на Стеклянный остров.

На Авалон.

@темы: Arthuriana

---

Белая тень

Название: Белая тень
Бета: paranojas
Фандом: Артуриана
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Артур, Гвиневера, Дева Озера, Ланселот.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: смерть персонажа
Примечание: имя Гвиневеры (в оригинале "Gwenhwyfar") переводится как "белый дух" или "белая тень". Написано на ЗФБ-2017 для команды Артурианы.

* * *
В покоях королевы было холодно и темно. Камин давно прогорел, а острые огоньки свечей унёс осенний ветер. Артур не слишком верил в древние легенды, но отворил окно, чтобы выпустить, наконец, на свободу отошедший дух.

За дверями толпились слуги и лекари. Их шёпот волной ударялся в резные створки, просачивался в темноту комнаты, карабкался по стенам и вылетал в открытое окно вместе с ветром. Скорбная весть доберётся до другого конца Британии через несколько дней, а потом достигнет и Саксонского берега, но как её остановить, Артур не знал.

Он держал в своих грубых руках тонкую ручку жены. Её остывшая кожа сливалась с белизной простыней, бледное, бескровное лицо казалось прозрачным и призрачным в свете выглянувшей из-за облака стареющей луны. Ещё немного, и тело Гвиневеры растворится в тусклом ночном свете и вместе с последним её вздохом вылетит в распахнутое окно, смешается с сырым и пряным воздухом. Артуру так хотелось в это верить.

Шепот снаружи неожиданно стих, и дверь бесшумно отворилась. Всего на ладонь, но Деве Озера хватило и этого. Она так же тихо прикрыла створку, словно боялась спугнуть только что освободившуюся душу. «Страх сковывает не только живых» — так, кажется, говорил Мерлин, когда умер старый король.

Нинев сделала несколько шагов вглубь комнаты и застыла, опустив голову и прошептав одной ей известные слова. Её тонкая высокая фигура закрыла собой лунный свет, отбросив тень на лицо умершей.

— Артур… — Вполголоса позвала Нинев, чуть коснувшись напряжённого плеча короля.

Он повернул к ней такое же бледное лицо. Волшебница прикрыла большие тёмные глаза и опустилась к ногам Артура, сжав его промёрзшие пальцы в свои тёплые ладони.

Снова воцарилась скорбящая тишина, прерываемая лишь свистом ветра за окном, шёпотом за дверьми и неровным дыханием Нинев. Неожиданно оказалось очень важным и необходимым, чтобы был рядом кто-то, кто также, как и он, Артур, живёт и дышит, держит его за руку на границе с миром мёртвых, куда безвозвратно ушла его Гвиневера.

Гвиневера. Гвин.

Когда Артур впервые встретил её, она была до краёв полна жизни.

Он хорошо помнил.


* * *
Тот день был тёплым и неожиданно снежным. Огромные хлопья осторожно спускались с тяжёлого, тёмно-серого неба, укладывались на камни замковой стены, образуя пушистые белые шапки. Артур знал, что им не суждено долго лежать — климат его земли не предполагает постоянство, и снег не часто покрывал землю дольше, чем несколько дней к ряду. Скоро всё это великолепие растает, превратившись в жидкую грязь на площадях старого города и на подъездах к воротам, где в последние дни толкалось огромное количество приезжих. Однако сегодня, в день прибытия в Каэрлеон его невесты, небо подарило Британии настоящую красоту. Артуру это показалось добрым знаком.

Шёл третий год его правления. Несколько кровопролитных битв и десятки мелких стычек остались позади, а в стране на короткое время обещал восстановиться мир. Мерлин, не смог не воспользоваться передышкой и напомнить Артуру о том, что не вечны даже боги. За короткое время мать Артура, Игрейна, смогла разыскать самую красивую девушку на всей подвластной Пендрагону земле. И вот день, когда они, наконец, встретятся, наступил.

Сопровождение будущей королевы Британии было доверено Ланселоту, в то время как сам Артур улаживал дела на севере. В отдалённых землях станы между правителями буйствовали распри, и там нужна была твёрдая рука, способная объединить враждующих. Король провёл в пути долгое время и вернулся в столицу лишь к полудню прошлого дня. На рассвете же этого в город прибыл гонец с сообщением о скором прибытии Ланселота.

С замковой стены Артур увидел отряд, движущийся по направлению к воротам. Даже с такого расстояния он смог разглядеть коня Ланселота, но ещё быстрее он заметил собственное знамя, развивающее над отрядом. Артур не стал дожидаться, когда процессия достигнет ворот, а сам спустился во двор и, прыгнув в седло, выехал за стену.

Снег захрустел под копытами коня, когда король направил его галопом через поле, сокращая расстояние. В душе было легко и радостно от предвкушения встречи с Ланселотом и с матерью, но более всего – с назначенной ему невестой.

Приблизившись к отряду, он перешёл на рысь. Остановивший своего гнедого Ланселот узнал короля и поднял руку в приветственном жесте. Рядом с ним на небольшой серой кобыле прикрытая дорожным плащом сидела его мать.

— Игрейна, - улыбнулся он матери. — Я рад, что ты нашла силы приехать. Не слишком ли тяжёл был путь?

Игрейна ответила на улыбку. Глаза её отразили радость Артура, и облик её на мгновение сделался совсем молодым, словно не было всех этих долгих лет горести, что выпали на её долю.

— Путь не близок, но Ланселот развлекал меня и дам историями о ваших приключениях. Это скрасило нам дорогу.

Артур протянул руку Ланселоту, приветствуя и его, и стал искать глазами ту, что через несколько дней станет королевой Британии. Игрейна заметила его беспокойство и отвела коня чуть в сторону, пропуская вперёд закутанную в плащ девушку верхом на небольшой лошади.

Сказать, что она была красива — означает сильно преуменьшить её достоинства. На открытом, совсем юном лице светились большие, невероятно яркие глаза редкого золотистого цвета. Тёмные брови чуть хмурились, что в сочетании с робкой улыбкой выдавало волнение девушки. На грудь ей спускались тёмные пряди волос, вероятно, выбившиеся из-под капюшона во время скачки. Но даже не это поразило Артура. Он увидел в ней много жизненной силы и столько же — благородного изящества. Он не сомневался, что Британия полюбит её так же, как в этот момент полюбил сам Артур.

— Позволь представить тебе Гвиневеру, дочь Леодегранса из Кармелайда.

— Гвиневера, — одними губами повторил Артур и улыбнулся своей будущей жене.


* * *
Нинев чуть прикрыла окно и подбросила сухих дров в камин. Почти умершие угли с силой вцепились в пищу, оживая и разрастаясь. Тёплые отблески легли на белое покрывало и лицо королевы, на время вернув ей красоту жизни.

— Наверное, нужно позвать священника и организовать церемонию, — произнёс Артур глухим голосом.

Было трудно нарушать тишину и выговаривать слова. Сейчас они казались почти кощунственными в остановившимся времени королевских покоев. Любое действие сейчас означало жизнь, любое движение. Стоило выйти за дверь, и он, наконец, признает, что жизнь продолжается.

Волшебница сидела в кресле у камина. Её точёный профиль с сильным, упрямым подбородком очерчивался светом камина. Убранные в перетянутую жемчугом высокую причёску волосы, чуть напряжённые плечи, подол платья, прикрывающий дорожные сапоги. В неровном свете фигура слегка размывалась, сверкали отблески на гранях, словно в алмазах невероятной чистоты, и сквозь них Артур увидел другие черты. Чуть сгорбленную спину, потрёпанный плащ, собравший в себя пыль сотен и сотен дорог, прочный резной посох, перетянутый шнурками у навершия, сплетённые в косицу волосы, непременно седые, отмеченные временем и мудростью.

Артур потёр глаза, смахивая непонятно откуда взявшиеся слёзы.

— Так что…

Нинев вскинула руку, останавливая его:

— Не торопись. Сейчас нужно подумать о Британии.

«Подумать о Британии». Так часто говорила и Гвиневера. Они не были дружны с Нинев – королева боялась и не доверяла волшебнице, но Артур замечал, что они часто были единодушны во многих вопросах. Этого ли хотела бы его жена в час скорби?

Гвин всегда говорила, что в первую очередь является королевой, а потом уже женщиной. Её неиссякаемая энергия и доброе сердце не раз усмиряли горячие головы и утешали боль павших духом. Она была сильная, его королева. Сильная и очень мужественная.

Артур опустил голову и отвёл взгляд, ловя ускользающее воспоминание.


* * *
Круглый стол доставили из Кармелайда через две недели после свадьбы. Король Леодегранс не смог самостоятельно присутствовать на торжестве, но прислал вместо себя своего наследника Огируана, сопровождавшего будущую королеву в свите Ланселота.

Стол занимал почти целый зал, и одновременно за ним могло уместиться несколько десятков человек. Огромный и массивный, вытесанный из морёного дуба, с резной столешницей и прочными ножками, стол больше походил на архитектурное сооружение, нежели на предмет мебели.

— Он хранился в нашей семье несколько веков, — рассказывал Огируан. — Его изготовил для предка моего господина один очень искусный мастер и преподнёс в качестве подарка в честь победы в большом сражении. Рассказывают, что тогда правитель нашей земли смог справиться с врагами, не смотря на большой численный перевес противника. Его бойцы действовали столь слаженно, все как один, что смогли победить, когда никто и думать не мог о победе.

Артур тогда усмехнулся и передал с Огируаном благодарность королю Леодегрансу. А уже через месяц организовал первое собрание своих рыцарей, впоследствии ставшее знаменитым на всю Британию, и круглый стол стал неотъемлемым, почти священным предметом его интерьера.

Во все времена было так, что женщины не допускались туда, где ведут дела мужчины. Жены считались хранительницами дома и уюта, теми, кто дожидается мужчин, пока те работают или сражаются. У женщин был свой, закрытый от мужчин мир, полный загадок и тайн, почти магический для любого мужчины. Каждая из них творила своё маленькое волшебство, создавая и оберегая мир вокруг себя, и высшей ступенью этого волшебства были жрицы, женщины, говорящие с богами и богинями за покровами храмов, в глубоких пещерах и на лесных полянах. Тихо, тайно, шёпотом. Чтобы никто не вторгся в их мир и не разрушил его хрупкой гармонии и размеренности.

Именно поэтому на лицах его соратников, бывалых воинов и тех, кто только собирался снискать себе славы, отразилось удивление, если не сказать — возмущение, когда королева впервые переступила порог собрания Круглого стола. Лицо её было полно решимости, а во взгляде отражалась твёрдость. Гвиневера оглядела воинов, чуть склонила голову в знак приветствия и подошла к Кею, занимавшему место по левую руку от Артура.

Кей окинул её недовольным взглядом, словно королева была докучливой торговкой, надумавшей продать ему несвежей рыбы. Артур с интересом наблюдал за этой сценой, и на губах его играла лёгкая улыбка.

Гвиневера дождалась, пока все займут свои места. Стол был большим, но был занят от силы наполовину — многим тогда лишь предстояло получить место среди советников короля, а Артур выбирал лишь достойнейших.

Наконец, наступила тишина. Четыре десятка глаз неотрывно смотрели на застывшую фигуру, и этих глазах читалось столько же раздражения, сколько в них было любви к королеве за пределами этого зала.
Гвиневера обвела взглядом собравшихся. Пальцы её, сцепленные у груди, напряглись. Острые ногти впились в кожу, оставляя отметины.

— Я – королева этой страны, и мой долг — заботиться о своём народе, — громко сказала она, и голос отразился от высоких сводов. — Надвигается война, и все вы, как один, желаете победы. Вы думаете о сражениях, о воинах, о продовольствии для отрядов, о границах и численности врага. Я же, как королева, думаю о людях. О тех, кто непременно пострадает, пока мы и наши враги будут лить кровь друг друга. О тех, кто возделывает поля и выращивает скот, о жёнах и детях Британии. И я буду представлять их интересы в этом совете.

Повисла звенящая тишина. Артур видел улыбки на лицах воинов. Видел смех в их глазах. Любому, кто услышал бы подобное на военном совете, захотелось бы смеяться. Ему и самому хотелось. Его маленькая, хрупкая королева обладала большим упорством и добрым сердцем, но знала ли она, насколько абсурдно звучали её слова, высказанные прошедшим не одно сражение воинам?

И он засмеялся.

Громко, заразительно, так, как умел смеяться только воин. Остальные, увидев реакцию короля, тоже дали себе волю, и от стен отразилось громогласное эхо. Гвиневера застыла, не шевелясь, и только ногти сильнее врезались в кожу. Её лицо побелело, а глаза заблестели то ли от гнева, то ли от подступивших слёз.

Пора было заканчивать.

— Кей, подвинься, освободи королеве место, — отсмеявшись, громко попросил Артур.

В тот день Гвиневера нарушила границу между миром мужчин и миром женщин, но за всё то время, что она провела за круглым столом, король ни разу не пожалел о своём решении.


* * *
— Она тоже часто думала о Британии, — медленно произнёс Артур.

Нинев склонила голову, соглашаясь. На её лицо упал отблеск огня, открыв королю напряжение волшебницы. Неожиданно он осознал всю нелепость происходящего. Они сидели у смертного ложа его жены и собирались говорить о Британии, пока дух её, ещё не до конца оставивший эти покои, витал где-то поблизости.

— Каждому человеку даётся лишь одна смерть. Я уважаю смерть твоей жены, какой бы преждевременной и тяжёлой она ни была. То, что я хочу тебе предложить, может показаться неправильным или жестоким. Но, поверь, сейчас это наилучший выход из всех возможных.

Артур непонимающе посмотрел на волшебницу, и в его сердце на секунду загорелась слабая надежда. Он знал, что магия способна на многое, и может оказаться, что…

— Я уже видел её смерть, — ответил он. — Вряд ли ты сможешь предложить что-то более жестокое или неправильное. Хуже будет, только если мы проиграем войну с саксами, но и тогда я умру в бою, зная, что сбылось пророчество Мерлина. Гвиневера и Британия — это всё, что у меня было… и есть.

Волшебница быстро кивнула, принимая его слова. Только она и Мерлин смогли бы понять его лучше, чем он сам.

— Кто-нибудь заходил сюда и может разнести весть?

Артур отрицательно покачал головой, чувствуя, как сердце забилось чаще.


* * *

Холодная мёртвая ночь окутала путников, стоило им только выехать за ворота замка. Огрызок луны спрятался в быстро бегущих облаках и лишь иногда подглядывал за пустынной в этот час дорогой. Первые заморозки сковали разошедшуюся грязь, покрыли пушистым инеем пожелтелую траву по обочинам. Артур и Нинев гнали конец до самого поворота за холм, где они оказались вне обзора часовых, мёрзнувших на замковой стене. Чем меньше людей будут знать, что король этой ночью покинул город, тем лучше для их предприятия.

Артур пустил коня шагом и открепил от седла факел. Нинев чиркнула огнивом, и на дороге заплясали неровные тени. Поднявшийся ветер рвал пламя, заставляя короля поднять факел выше.

Он старался не думать о том, куда они едут, и что там будет происходить, но мысли лезли в голову, мешая сосредоточиться на дороге. Согласилась бы с его решением Гвенивера, не любящая магию, но готовая на всё ради благополучия страны? Смогла бы она простить его за то, что так поспешно оставил её смертное ложе? И простит ли он себе ту лёгкость, с которой предаёт сейчас её память?

— Знаешь, ведь она не любила меня не из-за магии, — вдруг произнесла Нинев, разгоняя тяжелые мысли Артура.

Он пожал плечами.

— Ты — жрица. Обычно женщины держатся подальше от тех, кто общается с богами. Гвин просто боялась. Но ты права — странно, что она так хорошо принимала Мерлина, но избегала тебя.

— Она приходила ко мне за средством, помогающим женщинам забеременеть, — призналась Нинев. — Я не стала говорить тебе, чтобы не тревожить понапрасну.

Артур грустно улыбнулся, удобнее перехватывая поводья.

— Мерлин предупреждал меня об этом, — сказал он. — Королева… была бесплодна, и тут помочь не смог бы даже он.

— Мне жаль, Артур, — вздохнула волшебница.


* * *
Просторную залу заливал тяжелый белый свет зимнего утра. Он ложился на скамьи, расставленные вдоль стен, на небольшие столы с разложенным рукоделием, на яркие гобелены, словно тускнеющие от его прикосновения. Угли в камине едва тлели, не способные окрасить этот хмурый день тёплыми красками.
Гвиневера в тот день отпустила своих дам, и с ней осталась только старая служанка, которая, быстро поклонившись Артуру, скрылась за дверью. Королева сидела у окна, и белый свет окутывал её фигуру, словно плащ. На коленях у неё лежало вышивание. Покоящиеся поверх него руки Гвиневеры были неподвижны, как камень. Заметив Артура, она повернула к нему бледное, усталое лицо.

— Я слышал, ты не готовишься к пиру, — мягко сказал король.

Гвиневера опустила глаза и вцепилась пальцами в вышитую ткань.

— Прости, я сегодня неважно себя чувствую. Знаю, приедут многие твои союзники, ты хотел познакомить меня с ними, но…

Артур осторожно присел на колени перед ней и взял её руки в свои. Напряжённые пальцы отпустили ни в чём не повинную ткань, расслабляясь в его большой, грубой ладони.

— Тебя что-то тревожит, — заметил Артур.

Гвиневера прикрыла влажные теперь глаза. Её пальцы снова напряглись, и она высвободила их из руки Артура.

— Я не могу так больше, — тихо произнесла она. — Люди уже шепчутся о том, что я не могу родить наследника. А сегодня… опять. Я не могу выйти туда, ко всем, чтобы они шептались у меня за спиной.

Артур поднялся и, прижав её голову к себе, стал гладить по голове. Он не в первый раз успокаивал её, растрёпанную, вытирающую упрямые слёзы. Ей приходилось нелегко, когда она взяла на себя обязанности хозяйки замка. Когда на первых собраниях за Круглым столом его соратники едва сдерживали снисходительные улыбки. Когда умерла Игрейна, единственная, кто мог поддержать её как женщину и как королеву. Гвиневера всегда держалась сильной и уверенной, скрывая свои чувства за дверями королевских покоев. И Артур любил её за это ещё больше.

— Эти слухи скоро поутихнут, — спокойно сказал Артур. — Люди не могут постоянно обсуждать одно и то же.

— Они никогда не утихнут, — ответила Гвиневера. — Ты же знаешь это. Король должен править своей страной и защищать её. Королева должна подарить королю наследника, это известно всем. А я… я плохая королева, Артур. И плохая жена.

Она всхлипнула и сильнее прижалась к нему.

— Глупости, — улыбнулся он. — Ты лучшая королева, о которой только могла мечтать Британия. И меня не интересует, что о тебе шепчут другие. Я люблю тебя.

Гвиневера чуть отстранилась и подняла на него припухшие глаза. Отражённые пролитыми слезами, золотые искры в них светились ярче, чем в самые солнечные дни.

— Я не хочу, чтобы ты так сильно беспокоилась об этом. У нас впереди ещё много времени.

Они кивнула, стирая остатки слёз. Забытое вышивание давно упало на пол с её колен, и Гвиневера подняла его.

— Ты прав, нужно просто подождать, — кивнула она. — Пойду говориться к пиру.

Она быстро поднялась, бросив вышивание в кресло, и кинулась к дверям. Погрузиться в заботы, в дела, отстраниться от боли проигравшего, которую королева уже примеривала на себя. Артур знал, что это лучшее средство от горя, как знала это и Гвиневера.

— Из Корнуолла на рассвете приехал Кадор, — сообщил ей в след король. — Я бы хотел, чтобы ты поиграла для нас на пиру. Он любит твою арфу.

Гвиневера обернулась, стоя у самых дверей, и чуть натянутая улыбка скользнула по её губам.


* * *
— Я так и не сказал ей о словах Мерлина, — произнёс Артур, когда они спешились у поворота на едва различимую тропу, ведущую в лес.

В разрывах туч сверкали холодные, колючие звёзды. Вековой лес за спиной хрустел под порывами ветра. Нинев получше укуталась в плащ и взяла лошадь под уздцы.

— Гвиневера была сильной женщиной. Она выдержала бы это. Ведь ты взял её в жёны, не смотря на то, что она не принесла бы тебе наследника.

— Что теперь об этом говорить, — вздохнул Артур.

Погасив факел и убрав плащи в седельные сумки, они свернули на тропу. Подлесок хрустел под копытами, низкие ветки елей норовили попасть в глаза. В некоторых местах проход перегораживали огромные поваленные стволы, и путникам приходилось обходить их, продираясь через густые заросли.
Артуру показалось, что они пробирались через лес всю ночь, когда впереди показалась освещённая тусклым светом поляна. Ветер стих, оставив редкие облака медленно ползти по небу, усеянному тысячами холодных, колючих звёзд.

— У нас немного времени, — сказала Нинев. — Раздевайся и снимай сбрую с лошади. Я пойду с тобой, чтобы они не посмели тебя заморочить.

Она быстро расстегнула пояс и сняла сапоги, вытащила резные шпильки из волос.

— И, Артур, что бы ни случилось, помни — это не та Гвиневера, которую ты знал и любил.


* * *
Они отпустили лошадей, как только впереди показались первые отблески костра и послышались звуки музыки. Здесь лес кончался, и начинались покрытые заиндевевшей травой холмы с торчавшими словно истлевшие кости валунами.

Некоторое время Нинев задумчиво смотрела на вершину холма, вслушиваясь в мелодию и покачивая в такт головой. На лице её отразилась странная, совершенно не свойственная волшебнице улыбка.
Артур ждал, стараясь не выдавать нетерпения и не смотреть на обнажённую спутницу. В тусклом свете звёзд её белое тело казалось почти прозрачным. Красивые черты искажались в темноте, расплывались, сливаясь с ночной темнотой.

Он уже почти поверил, что сейчас проснётся у кровати Гвиневеры, как вдруг волшебница резко обернулась и схватила его за руку.

— Пора, — прошептала она, улыбаясь.

…Холодная земля под ногами, трава, царапающая ступни, и камни, впивающиеся в кожу. Впереди мелькает призрачное тело Нинев, весело подпрыгивающей, лёгкой, словно девчушка на празднике. Она ни на секунду не отнимает руку. Её длинные волосы хлещут Артура по лицу, но он не останавливается.

…Вокруг костра танцуют люди. Мужчины и женщины прыгают, крутятся на месте, что-то выкрикивают, хватают друг друга за руки. Артур смеётся, принимая чашу, пахнущую горькими травами, из рук Нинев. Смеётся, когда сразу несколько рук утаскивают его в толпу. Смеётся, когда сам также начинает прыгать и крутиться, хватает за руки волшебницу. Кричит в холодное звёздное небо над головой, выплёскивая что-то, о чём он уже не помнит.

…Среди толпы мелькают знакомые лица. Молодой мужчина с лицом Мерлина сидит у высокого камня и о чём-то разговаривает с одетым в чёрный балахон жрецом. Среди танцующих расплёскивая зажатую в руке чашу кружится Утер. Красный дракон на его груди отливает золотом в отблесках костра. Артур хочет подойти к нему, но безумная пляска не выпускает его из объятий.

...Музыка прерывается, и слепая старуха начинает петь, поглаживая арфу. Артур не понимает языка, но отчего-то на глаза наворачиваются слёзы. Он стискивает уже привычную ладонь и отворачивается, не в силах смотреть в невидящие глаза.

…Он знал, что и Гвин где-то здесь. Она только что кружилась по другую сторону пламени. Или подносила чашу уставшим музыкантам. Артур ищет в толпе её лицо, обходя костёр по круг. Нинев останавливает его, указывая на светлеющий горизонт, и снова зовёт танцевать.

…Огонь совсем не обжигает, когда Артур тянется к нему, чтобы погладить рыжие пряди. Они льнут к его руке, ласкают тело, стирая холодное прикосновения смерти, разбегаются тысячью искр в глазах собравшихся, оседают яркими звёздами на бархате неба.

…Туман путается в ногах, холодя ступни. Празднество переместилось к подножью холма, устроив призрачное, предрассветное шествие. Одна за другой фигуры растворялись в утренней дымке, и из памяти Артура тут же исчезали их имена и облик. Одни звали его с собой, другие приглашали приходить снова. Нинев держала крепко.

Потом они снова бежали, казалось, вокруг холма. Где-то вдалеке ржали потерявшиеся лошади, смеялась слепая старуха, стихали последние звуки музыки, превращаясь в редкие крики лесных птиц. Но вскоре смолкли и они. Мир вокруг, наконец, остановился, застыв размытым предрассветным пейзажем. Артур упал коленями в мокрую траву радом с Нинев и прикрыл глаза.

Наступал первый день ноября.


* * *
Вросшие в вершину холма высокие камни терялись в дымке. Не осталось ни музыки, ни людей, только звенящая тишина напоминает о прошедшем празднестве.

Артур лежал на траве у кромки леса, всё ещё сжимая ладонь Нинев, и провожал взглядом последние звёзды. Одна за другой, они гасли, словно потушенные небесным ветром огоньки свечей. На траве серебрился иней, но внутри осталось ещё много тепла. Он впитал всё, что было в этой безумной ночи, и теперь наслаждался ощущением наполненности, потерянной им ещё вчера целостности и спокойствием раннего утра.

— Скоро рассвет, — зачем-то говорит он, зная, что Нинев думает о том же. — Я тоже теперь немного волшебник, как ты считаешь?

— Сейчас ты просто самый живой из всех людей этого мира. Но на одно волшебство у тебя достанет сил.

Артур тяжело поднялся и, поймав ободряющий взгляд Нинев, побрёл к подножью холма. Сейчас это казалось невероятно просто — всмотреться в туманную дымку, окутавшую вершину, и позвать её. Произнести её имя, как тогда, при первой встрече. Вспомнить золотистые глаза с искорками веселья в глазах девчушки, скачущей с ним наперегонки по окрестностям Камелота. Ещё раз воскресить в памяти дрожащие губы и сцепленные добела пальцы полной решимости королевы. Мысленно утереть слёзы женщине, которой так и не суждено стать матерью…

— Гвиневера!

…поймать отзвуки этого имени, отразившегося от древних камней.

И увидеть очертания тонкой фигуры, проступающие из белой пелены.


* * *
Спустя несколько лет.

Такого празднества Артур не удостаивался со времён своей коронации. По обеим сторонам центральной улицы Камелота, ведущей от ворот к площади, толпились люди. Они выкрикивали его имя и кидали под копыта коней полевые цветы. Отряд шествовал по двое, и воины приветственно поднимали руки, отвечая толпе. Кто-то из них высматривал в толпе жён и детей, кто-то подмигивал хорошеньким девушкам.

После стольких лет бесконечных воин с саксами народ Британии, наконец-то, праздновал мир. Мечом и словом Артуру удалось добиться мира во всех королевствах по южную сторону вала, а разбитые при горе Бандон захватчики теперь долго не найдут сил на очередную войну.

Вероятно, он был единственный, кто не радовался окончанию воины и возвращению домой. В дороге его воины наперебой рассказывали о том, чего так ждали по прибытии – объятий любимых жён, запаха свежего хлеба, тёплых вечеров у очага и аромата яблочного вина, столь любимого жителями Камелота.
Король же не ждал ничего. Всё любимое им осталось за гранью далёкой ночи на пороге зимы, мороком, призраками в тумане.

Ступени дворца заполнила толпа придворных. Многие из них были ещё соратниками Утера, и Артур понимал, насколько важна эта победа и для них. Он улыбнулся приветствиям и спешился, передавая узду в руки подоспевших слуг.

В окружении своих дам его ожидала и королева. По случаю возвращения супруга она облачилась в зелёное платье, отделанное золотой тесьмой. Отливающие медью тёмные волосы сдерживал обод короны. Гвиневера не двинулась с места, давая Артуру возможность самому приблизиться и поцеловать её руку.

— Я рада твоему возвращению, супруг мой, — сдержано поприветствовала она.

Внутри в очередной раз кольнуло. В золотистых глазах, обращённых ему за спину, плескались радость и облегчение.

— Приветствую мою королеву!

Ланселот взбежал по ступеням, также припадая к её руке.

Артур знал, что этой ночью королевские покои будут пустовать, а сам он усядется у камина в доме Нинев, и та нальёт ему полную до краёв чашу, пахнущую горькими травами.

@темы: Arthuriana

---

Дар божества

Название: Дар божества
Фандом: Артуриана
Размер: мини
Пейринг/Персонажи: Галапас
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Краткое содержание: задолго до посещения Мерлином святилища Ноденса туда приезжает его будущий учитель.
Примечание: фик написан по канону М. Стюарт, тайплан задолго до "Хрустального грота". Имя бога Ноденса (он же Нуаду) переводится как "обновление дающий" ("neuo-dont-s"). Написано на ЗФБ-2016 для команды Артурианы


По дну долины бежал ручей. Камни, некогда окаймлявшие его русло, теперь то и дело преграждали путь узкому потоку, заставляя его подпрыгивать и ветвиться. Солнце, низко повисшее над горизонтом, расчертило землю длинными тенями, разливая по долине золотой свет. Прогретый за день воздух полнился ароматными запахами трав и диких цветов. По северному склону мимо редких старых дубов змеилась едва заметная тропинка, выложенная по обочинам чёрным речным камнем. Она пересекала ручей и, извиваясь, взбиралась на высокий холм к венчавшим его древним строениям.

Галапас шагал по тропинке, чуть ссутулившись под весом большого заплечного мешка. Заплетённые на северный манер волосы спутались и комьями свисали над плечами. В свете закатного солнца его видавшая виды туника сверкала золотыми нитями, что выдавало дорогую ткань. Ноги в стоптанных, много раз чиненых сандалиях устало пинали дорожные камни, и те скатывались вниз, к подножью холма. Подъём оказался не долгим, но утомительным, и вскоре он достиг ровной каменной площадки, вплотную примыкавшей к стене древнего бастиона. Тяжёлая грива плюща, словно плащ, укрывавшего стену, прятала за собой небольшую дверцу.

Галапас снял со спины свою ношу, разминая затёкшие мышцы и огляделся. С площадки открывался вид на соседний, менее высокий, холм. Его вершина поросла редкими деревьями, верхушки которых сияли в последних лучах заходящего солнца.

Он подошёл к примостившемуся у стены камню с установленной на нём огромной чашей. В святилище Ноденса, древнего хранителя вод и видений, путникам всегда выставлялась у порога чаша для омовения и утоления жажды. Вода оказалась свежей. Галапас с наслаждением плеснул себе на лицо и ноющие плечи, отчего сразу почувствовал облегчение.

Не первую луну он скитался по Большой Британии, останавливаясь в затерянных среди холмов селениях и одиноких пещерах. Крупных городов он старался избегать. Преследователи, вероятно, уже давно потеряли его, но рисковать не хотелось: римляне – гордый и воинственный народ, не терпящий к себе пренебрежительного отношения. А то, что совершил Галапас, никак иначе назвать было нельзя. Однако он старался видеть и позитивную сторону во всех своих злоключениях – мечты о путешествиях и познании мира часто одолевали его раньше, и за последние несколько месяцев он ни единого раза не почувствовал разочарования в них.

О древнем святилище Галапасу рассказали в небольшой деревне в дне пути к северу отсюда. Обыкновенно местные народы скрывают свои священные места от чужаков, боясь осквернения и разорения, но об этом святилище ходили другие слухи. Из довольно живой и быстрой речи хозяина дома, в котором он попросил ночлега, Галапас понял, что храм Ноденса является особым местом, куда приходят странники в поисках исцеления, загадочных вещих снов, посылаемых владыкой Загробного царства, или просто ища ночлега. Проехать мимо Галапасу не позволило любопытство.

Закончив с омовением, он вновь закинул свой мешок на спину и, отыскав среди плюша дверцу, вступил на территорию храма.


Солнце село, крепостной двор медленно увязал в сгущающейся темноте. Вдоль поросших плющом полуразрушенных стен расположились длинные дома, у дверей которых один за другим загорались огни. Посреди вымощенной чёрными плитами площади возвышалось невысокое строение, по виду напоминавшее храм. У его портала служители зажигали несколько воткнутых между плит факелов.

Галапас всё ещё стоял у двери, поражённый величием древних сооружений, когда к нему подошёл один из служителей. Как и все, он был одет в тёмную просторную одежду. Из-под капюшона на плечи ложились две косы.

— Мы рады приветствовать путника, — сообщил служитель мягким девичьим голосом.

— Мир этому тихому месту, — ответил Галапас. — Я пришёл сюда в надежде получить ночлег.

— Знаешь ли ты, что вместе с ночлегом можешь получить и вещие сны?

— Да, я слышал об этом, и этого же искал, — ответил он.

Тут Галапас слегка покривил душой. Видения, которые, по уверению бриттов, посещали паломников в храме Ноденса, были приятным дополнением к уединённости места и возможности воочию взглянуть на святилище.

Девушка поманила его за собой к одному из строений, примыкавших к стене слева от храма. Несмотря на древность, они содержались в относительном порядке. Трещины в каменной кладке были тщательно замазаны глиной, дверью служила выделанная на современный манер оленья шкура.

Галапаса поселили в небольшой коморке, не имевшей окон. Земляной пол здесь был выложен соломой, из соломы же сделано импровизированное ложе. В углу на плоском камне стояла глиняная чаша, какие обыкновенно использовались в качестве светильников. Галапас устроил у стены свой заплечный мешок и повернулся к служительнице, всё ещё ожидавшей в дверном проёме.

— Идём, - позвала она.


Святилище оказалось больше, нежели Галапасу показалось сначала. За храмом, у дальней стены, обнаружились хозяйственные постройки, не заметные от входа. Среди них также горели огни, а запах готовящегося мяса заставил желудок Галапаса издать характерные для голода звуки. Но служительница повела его к другой части двора, к неширокой тропе, выходившей за пределы стен через низкую арку. Попадающиеся тут и там плоские камни говорили о том, что некогда тропа была лестницей, погребённой теперь под слоем земли. Она резко уходила вниз и поворачивала к югу, огибая святилище.

Ночь была свежей и ясной. Показавшаяся из-за соседней вершины старая луна освещала долину серебристым светом. Галапасу казалось, что он различает каждую травинку в зелёном покрывале склона, но вот тропа снова повернула, скрывая луну за каменной стенкой, и впереди блеснули отсветы пламени.

Среди местного населения древний кельтский бог почитался не сколько как владыка мира, лежащего за гранью жизни, сколько как хранитель всего таинственного и скрытого. Особенно он покровительствовал местам, где протекали подземные воды и били источники. Пещера, в которую привели Галапаса, располагалась в южном склоне. У входа горели факелы и стояли высокие каменные столбы, испещренные едва сохранившимися орнаментами и письменами.

На сводах играли тени, в воздухе витал тяжёлый запах благовоний. Где-то в глубине горел костёр, слышались тихие песнопения и едва различимые низкие звуки, словно кто-то бил в большой и широкий бубен. Появились другие служители. Галапас едва смог разглядеть их в неверных отсветах огня. Они повели его дальше, через узкий проход, в глубине пещеры. Служительница куда-то исчезла, но Галапас едва отметил это. От спёртого тяжёлого воздуха в голове сгущался туман.

Галапасу стало страшно. Он вспомнил о человеческих жертвоприношениях, бывших в ходу у местного населения всего пару столетий назад. Принимал ли Ноденс жертвы кровью разумных существ, и приносились ли ему подобные жертвы, Галапас не знал. Он попытался сориентироваться и вспомнить, в какой стороне был выход из пещеры, но тут внезапно узкий ход закончился, и в обрамлении каменных выступов он увидел звёздное небо.

Лёгкий ветерок тут же коснулся лица. Туман в голове немного рассеялся, и Галапас смог осмотреться. Он находился в широкой пещере, посреди которой располагалась чаша небольшого озерца. Потолок пещеры давно обвалился, оставив лишь высокие стены, теряющиеся сейчас в темноте. На некотором отдалении от каменной чаши в покрытый мхом и травами пол пещеры были воткнуты факелы.

Озеро использовалось здесь в качестве холодной купальни. На берегу среди оставшихся от потолка камней устроились другие путники, тихо переговаривающиеся друг с другом. На их лицах играли довольные улыбки, из чего Галапас заключил, что жертвоприношение всё же не планируется. От сердца отлегло, в голове прояснилось окончательно. Собственный недавний страх показался чем-то глупым и детским. Он устроил у берега свою одежду, и с наслаждением зашёл в озеро.

Луна поднялась уже достаточно высоко, когда Галапас вернулся в отведённую для него комнату. После долгой дороги купание в прохладной озёрной воде, скромный, но сытный ужин и мягкая соломенная постель расслабили его. Галапас не знал, действие ли это силы древнего бога или же просто усталость от неизвестности и опасений, но впервые за прошедшие месяцы он ощутил спокойствие. Другие паломники, с которыми ему довелось поговорить у озера и за ужином, утверждали, что Ноденс дарует не только исцеление тела, но и исцеление духа. Сейчас Галапас был склонен согласиться с ними.

Пожелавшая ему вещих сновидений прислужница, затушив огонь, удалилась. Где-то за стеной шуршали мыши, вдалеке ухала сова. Галапас поудобнее устроился на своём ложе, вдыхая ароматный запах свежей соломы, и закрыл глаза.


Яркие, слепящие блики заполнили собой всё пространство. Свет, играющий на острых, словно звериные клыки, гранях отражался от стен узкой каменной камеры, в которой он, казалось, лежал уже очень давно. Галапас не пытался шевелиться, боясь напороться на висевшие над ним кристаллы, скрывавшие за собой источник света. Глаза слезились, но он как мог пристально вглядывался сотканные сиянием образы.

Вот Галапас, уже совсем седой, с резкими чертами лица, поблёкшими от времени глазами и неизменным орлиным носом, стоит на носу корабля, кутаясь в серый шерстяной плащ, а на горизонте встают уже знакомые берега южного Уэльса.

Вот он же стоит посреди обжитой пещеры. Стоящий перед ним с недоверчивым и любопытным видом черноволосый мальчик.

— Если ты не отшельник, то кто? — спрашивает он, с сомнением осматривая потрёпанную одежду старика.

— В настоящее время — учитель, — отвечает Галапас, слегка улыбаясь мальчишке.

— И кого же ты учишь? — всё так же недоверчиво интересуется тот.

— Пока никого.

Этот ответ эхом отражается от каменных сводов пещеры, прогоняя видение. Галапас вздрагивает, боясь его упустить, и вглядывается в тёмные глаза мальчишки, смотрящие на него из-за кристальных граней.

Но вот он уже видит его снова, стоящим на парапете стены. Внизу плещется успокаивающееся море, озарённое вдали приближающимся рассветом. Уже не мальчик, но всё тот же человек, поднимает глаза к небу, и в этот момент ультрамариновую гладь прорезает далёкая хвостатая комета. Свет её вдруг становится необычайно ярким, соединяясь со свечением кристаллов, и заполняет собой, кажется весь мир. Галапас видит сверху, словно он птица, как этот свет накрывает побережье и распространяется дальше, окутывая собой землю, сколько её видно на север. Он зажмуривается, не выдерживая мощи, исходящей от этого явления, но кожей век всё ещё чувствует колючие кристальные грани.

В попытке выбраться из каменного мешка, он дёргается. На руках и лице остаются царапины, тут же превращающиеся в глубокие болезненные раны. Но стоит замереть, как раны затягиваются, свет, преломляющийся сотнями граней, становится мягче, словно солнце на восходе. Он видит свою кровь на остриях кристаллов, и это отчего-то успокаивает его. Будто теперь он тоже не более чем видение, созданное отражёнными солнечными лучами. Не более чем видение.


Утром в комнату заглянула всё та же служительница, что встретила Галапаса у дверей святилища. Он уже некоторое время лежал, бессмысленно смотря в потолок и пытаясь успокоить разошедшееся сердце. Увиденное во сне казалось невероятно реальным и вместе с тем мучительно невозможным.

— Ноденс послал тебе ответы на твои вопросы, господин? — спросила прислужница.

Сегодня капюшон не скрывал её красивого лица. Большие серые глаза смотрели добро, с лёгким любопытством.

— Ноденс… был очень щедр со мной этой ночью, — немного помолчав, ответил он.


Спустя несколько месяцев Галапас покинул святилище. Его путь лежал дальше, к морю, и, через него, в далёкие земли Германии и диких готских племён. Он с сожалением оставлял за спиной скрытую плющом дверь и думал о том, что ему предстояло постичь ещё очень многое, прежде чем он вновь вернётся в уэльские холмы.

@темы: Arthuriana

---

Лаванда

Название: Лаванда
Бета: paranojas
Фандом: Артуриана
Размер: мини, 1046 слов
Пейринг/Персонажи: Моргауза/Моргана
Категория: фемслэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Предупреждения: AU, OCС
Примечание: реалии артурианы М. Стюарт, что, в сущности, особой роли не играет. Написано на ЗФБ-2016 для команды Артурианы.


Девушка сидела на скамье у северной стены и сосредоточенно читала. Книга в её тонких изящных руках казалась огромным монстром. Грубый кожаный переплёт, окантовка серебром и сотни страниц, содержавших в себе магию. Работавшая у стола Моргауза усмехнулась, кинув взгляд на сводную сестру. Синее платье из дорогой ткани, золотой пояс украшен изумрудами и янтарем, густые тёмные волосы сдерживает тонкий обруч. Красива, что и говорить, только хватит ли у неё ума разумно воспользоваться этой красотой? Моргауза сомневалась. Она слишком хорошо знала сестру, много раз заглядывала в её открытое, доброе лицо, в большие, как и у матери, синие глаза, и не видела в Моргане ни изворотливого ума, ни стремления к власти и могуществу. Однако её интерес к магии может оказаться полезным.

— Принеси мне лаванду.

Слова Моргаузы прозвучали как приказ, но девушка, отложив книгу, кинулась к полкам, где хранились подготовленные особым образом сушёные травы. Это было добрым знаком: законнорождённая, в отличие от своей сестры, королевская дочь, обожаемая родителями, а потому избалованная сверх меры, смогла смирить ещё детскую гордыню. Большую часть жизни они не слишком ладили. Королева Игрейна никогда не жаловала побочную дочь своего мужа, и только властью Утера Моргауза осталась при дворе, а не была отправлена на воспитание в какую-нибудь отдалённую провинцию Британии. Королева старалась не замечать её, воспринимая скорее как помощницу лекаря, нежели как королевскую дочь и принцессу. То же отношение переняла и Моргана, пока не так давно сама не пришла к сестре с просьбой о помощи.

Естественно, лаванда не понадобилась. Она и не была нужна для этого снадобья, но Моргана, не обладающая знаниями о свойствах растений, не знала об этом. Положив засохший пучок на стол, она с интересом смотрела за тем, как Моргауза готовит ингредиенты.

— Ты испытала то, о чём я рассказала тебе в прошлый раз? — спросила Морагуза, не отрываясь от работы.

— Да, я гуляла в саду. Отец недавно поставил там стражников у дальнего выхода. Я… попробовала на одном из них.

Кто бы мог подумать, что принцесса Моргана будет соблазнять стражу по приказу своей сводной сестры. Моргаузе захотелось рассмеяться, но, разумеется, она сдержалась – отталкивать Моргану не входило в её планы. Напротив, сестра могла оказаться правильным союзником в борьбе Моргаузы за власть, когда придёт время. Именно поэтому сейчас следовало укреплять сестринские узы настолько, насколько это было возможно.

— И как, у тебя получилось?

— Нет, — ответила Моргана. В голосе её звучало недовольство. — Не так, как ты описывала.

Моргауза резко отложила ступку и повернулась к сестре. Та смотрела на неё пристально, но без надменности.

«Значит, действительно хочет научиться», — подумала Моргауза.

— Покажи, — приказала она.

— Что? — Моргана недоумённо посмотрела на сестру.

— Примени ко мне чары, — потребовала Моргауза. — Ну же!

Румянец смущения тронул белые щёки Морганы, делая её ещё прекраснее. Она посмотрела по сторонам, словно проверяя, нет ли кого поблизости. Бессмысленный жест, выдающий неуверенность. Естественно, они были одни.

«Если она так же стражников соблазняла, то понятно, почему у неё ничего не получилось», — усмехнулась про себя Моргауза.

Воздух в комнате начал тяжелеть, становясь почти вязким. Моргана поймала взгляд сестры, и синие, словно сапфиры, глаза заблестели, наполняясь сиянием. Запах пряных трав, мягкий, но одурманивающий, неожиданно закружил голову. Моргауза попыталась опереться на стол, но руки не находили поверхности. Сияние далёких звёзд на дне синих глаз не отпускало, и на мгновение Моргаузе стало страшно потеряться в нём или ослепнуть, не найти дороги.

Страх предал силы, и она резко мотнула головой, прогоняя наваждение. Моргана стояла в шаге от неё и с любопытством смотрела на сестру. Румянец исчез, исчезло и напряжение в выражении лица, в позе, в наклоне головы. Сейчас Моргана излучала силу, вся глубина которой не была видна Моргаузе, но та уже начала понимать, что её милая и наивная сестра и здесь получила больше, чем заслуживала.

Это злило, и лишь усилием воли Моргауза смогла сдержаться, чтобы не выгнать сестру сейчас же. Решение созрело мгновенно.

— Ты права, это не то, что требуется, — с наигранным сожалением вынесла свой вердикт Моргауза.

Она шагнула к Моргане и взяла её руки в свои, поймав синий взгляд в ловушку сопереживания, словно делала так всю жизнь. Словно они с детства были самыми близкими людьми, поддерживали друг друга и делились тайнами, а не проходили мимо без приветствия.

— Не сдавайся, — сказала она, стараясь, чтобы её голос звучал мягко. — Тебе нужно только немного потренироваться.

Она почувствовала, как дрогнула рука сестры.

— Слишком прямо, не так ли? — спросила Моргана, и получила в ответ лёгкую, незлую усмешку.

— Ты так напориста, — протянула Моргауза. — С твоей силой и твоей красотой нужно быть очень… очень осторожной.

Мягкий и одновременно вязкий и настойчивый взгляд не отпускал Моргану. Воздух на этот раз не сгустился, но наполнился слабым запахом лаванды. Моргауза с удовольствием отметила улыбку, чуть тронувшую чувственные губы, потемневшие глаза и лёгкие, поглаживающие движения тонких пальцев на своих ладонях.

Она аккуратно, опасаясь разрушить колдовство, высвободила руки и притянула к себе Моргану. Та не сопротивлялась, прижимаясь к ней своим стройным мягким телом. Моргауза втянула сестру в мягкий, но требовательный поцелуй и, почувствовав руку Морганы, сжимающую её ягодицу, позволила себе осторожно, на грани боли, прикусить нижнюю губу любовницы.
Воздух вокруг них потяжелел от чар, стал тягучим, словно мёд. Моргауза мягко отстранила сестру и потянула её в смежную комнату. Здесь было теплее, чем в рабочем помещении, а свет проникал лишь через открытую дверь, не добираясь до дальних стен. Моргауза толкнула любовницу на застланную шкурами кровать и тут же накрыла её своим телом, прикусывая шею.
Ощущение власти над чужим телом пьянило сильнее самого крепкого питья. Мужчины никогда не позволяли Моргаузе такой вседозволенности, какую она ощущала сейчас. Она рванула ткань на груди Морганы. Послышался треск, и через несколько мгновений дорогое синее платье полетело в угол. Руки Морганы уже помогали сестре освободиться от одежды, но они больше мешали, задерживаясь на бёдрах, на животе, стискивая грудь.

Избавившись от одежды, Моргауза почувствовала ещё большую свободу для действий. Она склонилась над лежащим под ней телом, едва касаясь затвердевшими сосками бархатной кожи. Моргана согнула колени, разводя бёдра, и тонкие пальцы Моргаузы прошлись между её ног, едва касаясь плоти. Тихий стон предвосхищения сорвался с губ Морганы. Последовавшие за ним энергичные движения руки почти заставили её задохнуться, ловя удовольствие в каждом мгновении и уже не сдерживать стонов. Ещё несколько движений, и её бёдра вздрогнули, приподнимаясь, и опали.

Моргауза чувствовала, как дрожит её любовница, и наслаждалась этой дрожью, словно подтверждением своей победы. Остался последний штрих, чтобы надолго обеспечить себе расположение сводной сестры.

— Вот так, — произнесла она тоном, в котором уже не слышалось былой мягкости. — Только не вздумай проделывать подобное со стражей в саду.

Мгновение тишины, и комнату заполнил звонкий смех Морганы.

@темы: Arthuriana

---

Музыка небесных сфер

Название: Музыка небесных сфер
Бета: paranojas
Фандом: Артуриана
Размер: миди, 7 198 слов
Пейринг/Персонажи: Артур/Вивиана,

"спойлер"

Артур/Мерлин, Бедуир, Гвиневера, Мордред
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: R
Предупреждения: AU, OOC.
Краткое содержание: Мерлин держит обещания даже после смерти.
Примечание: фик написан по канону М. Стюарт, таймплан "День гнева". Цитаты из канона выделены курсивом. Написано на ЗФБ-2016 для команды Артурианы.

Он там, где он есть и всегда был, со всеми своими чудесами огня и живого света.
(с) М. Стюарт, «День гнева»

* * *
Ночь мягко опускалась на покрытые пышной зеленью уэльские холмы. Канун лета давно миновал, и в воздух уже наполнялся первыми осенними нотами. Лёгкий ветерок приносил запахи свежего хлеба, жареной рыбы и, чуть различимый, морских водорослей, обыкновенно гниющих на берегу. У подножья холма людские голоса подгоняли припозднившихся овец; редкие крики ночных птиц разрывали мерное стрекотание цикад.

Появились первые, робкие звёзды. Тонкий серп молодого месяца повис над вершиной Брин Мирддин, пряча за своим скудным сиянием тёмную сторону ночного светила. По окаймлённой чернеющим кустарником поляне плясали отблески огня. Слабое журчание источника перебивалось более звонким, хоть и ленивым по сухой погоде, ручьём.

«Отдохни, волшебник, покуда гаснет огонь в очаге…»

Тихие звуки арфы также мягко вплетались в ночной шёпот холмов, и чистый, но уже слабеющий голос – голос Брин Мирддин – полился над засыпающей долиной.

Местные жители уже давно не приносили еду живущему здесь волшебнику, лишь оставляли подношения у источника, в полголоса молясь об облегчении своих горестей: об излечении, об урожае, о любви. Их молитвы были так понятны, как были бы они понятны каждому смертному существу, но, вместе с тем, так далеки от высокого пения звёзд.

«Еще один вздох, еще одно мановение ока,
И ты увидишь свои прежние сны:
Меч, и юного короля,
И белую лошадь, и журчащий ручей,
Горящую лампу и улыбку мальчика».

Артур заезжал к нему в конце весны. Так же, как и много лет назад в Зелёной часовне, он сидел у его ног и говорил. О делах в Камелоте, о Моргаузе, о посещении Малой Британии. Своды пещеры впитывали его тихий, но сильный голос, чтобы потом, когда стук копыт давно стихнет среди холмов, вновь отдать его, заполнить им туманные сны, вплести его в звуки арфы. Артур говорил и о Мордреде, и в словах этих слышалась гордость и любовь, какие заслуживали только самые дорогие его сердцу люди. В ответ король получил лишь кивок и молчаливое одобрение. Это были дела уже другой эпохи, эпохи Артура, и голос Брин Мирддин уже не споёт о них песен.

«Это все сны, волшебник, это сны,
Они улетают, когда смолкают и немеют
Струны арфы; когда опадают языки пламени и перестают
Отбрасывать тени. Замри и слушай».

И он слушал. Сначала – Артура, отголоски его слов, малейшие интонации его голоса, приходящие на память через годы после того, как были произнесены, вспоминал выражение лица, отдельные жесты. Затем – Вивиану, поющую песни времён короля Амброзия, сочинённые им или другими, о войне, о прекрасных вересковых пустошах, о том, как солнце на закате гладит древние стены, обагрённые кровью, о судьбах королей, о драконах и хвостатой комете. И более поздние, о мече в волшебной пещере, о последней битве старого короля и о разговорах с богами в заброшенном святилище...

«В черной дали ночи
Дуют мощные ветры, наступает
Прилив, катит чистые воды река».

Вивиана навещала его реже, но он не мог не пытаться избегнуть этих встреч. Чувствуя её приближение, как моряки чувствуют приближение шторма, он уходил в холмы, прятался в тенях деревьев, оставляя ей ощущение своего присутствия. По возвращении он находил возле пещеры её следы, как она подолгу стояла у источника, умывалась чистейшей водой. Она приносила подношения. Не ему – богу, соединившему их судьбы в одну, напоившему их своим дыханием.

Он знал, что Вивиана приходит в Брин Мирддин не для встречи с ним. Она приходит сюда для встречи с собой.

«Прислушайся, волшебник, и ты различишь
В темноте ночи и в звоне ветра
Звуки музыки..»

Голос стих, за ним стихла и арфа. Через время унялся огонь в очаге.
Ночь окутала священный холм сиянием далёких звёзд.

* * *

Дорога пошла в уклон, нырнув под своды небольшой рощицы, окутывающей холм у основания. Копыта коней месили грязь, разведённую недавними дождями, и Артур поднял руку, приказывая своему отряду остановиться. Натянул поводья, поворачивая коня поперёк дороги, и обернулся.

— Ждите здесь. Дальше я поеду один.

Он знал, что многие про себя вздохнули с облегчением, радуясь возможности не приближаться к загадочной пещере. Половина его отряда состояла из христиан, и некоторые особенно набожные, украдкой даже сотворили охранный знак этой веры, оберегая себя от возможного зла.

Звякнула сбруя, конь развернулся, скрывая от оставшихся невольную улыбку своего хозяина. В последние годы Мерлин предпочитал не показываться людям, и среди местных разошлись слухи о таинственных песнях, иногда звучащих над Брин Мирддин. Люди вернули этот холм богу, поверив в смерть его прославленного обитателя, и теперь лишь рассказывали байки да носили подношения к источнику.

«Всё возвращается на круги своя», — сказал бы Мерлин, и был бы прав.

Память о богах живёт дольше, чем память о людях. Но недаром у великого чародея и его небесного покровителя было одно имя на двоих.

Источник встретил его радостным журчанием, и Артур, как и всегда, зачерпнул воды простенькой глиняной кружкой. После путешествия, прошедшего по сырой погоде неожиданно утомительно, свежесть воды оказалась пьянее любого вина. Он привязал коня у небольшой рябины на границе поляны и, раздвигая ветви уже успевших сбросить листву кустов, пробрался в пещеру.

Внутри было тихо и прохладно. Как и всегда, чисто выметенный пол, аккуратно сложенный очаг. Только ощущение опустошённости оказалось для Артура новым.

По спине пробежал холод, а ладони неожиданно вспотели.

— Мерлин! — позвал он, и имя эхом отразилось от высоких сводов.

Артур прошёл вглубь пещеры, осматриваясь. Небольшой, добротно сколоченный стол в углу, обычно заваленный склянками, ступками и другими приспособлениями для изготовления снадобий опустел. На выступе рядом колыхалась от лёгкого ветерка забытая тряпица. Простое деревянное ведро для воды и метла примостились в углу, скрытые каменным выступом. Несколько глиняных плошек, заменяющих чародею тарелки, были аккуратно сложены возле очага. Большой сундук, в котором Мерлин по обыкновению держал свои книги, исчез, как исчезли и пучки трав, старый дорожный плащ из грубой шерсти и резной посох, на который в последние годы привык опираться чародей.

Дальняя пещера также встретила его пустотой. Артур заглянул в небольшое углубление, расположенное на пути тока воздуха из отверстия в вершине холма. Здесь Мерлин хранил арфу, пряча её от сырости и позволяя ветру перебирать чувствительные струны. Дальше – только легендарный хрустальный грот, чертог видений и пророчеств. «Святая святых», улыбался когда-то Мерлин, показывая Артуру, тогда ещё мальчишке, свою пещеру. В грот он так и не заглянул, и чародей не настаивал. Сейчас же… нет.

Артур одёрнул себя.

Арфы на месте не оказалось.

Мерлина больше не было здесь, и понимание этого накатывало медленно, принося с собой недоумение и… страх. Артур не привык бояться. Он не боялся, когда лез в пещеру за мечом Максена. Не боялся, идя в свою первую битву. Не боялся, когда Мерлин рассказал ему о последствиях ночи, проведённой с Моргаузой. Лишь в тот год, когда чародей исчез, отравленный подлитым в вино ядом, Артур находил утешение в битвах, гоня от себя неприятное чувство потери и потерянности. Он не мог поверить, что рядом больше не будет чародея, друга, советника. Того, кто всегда стоял за спиной и держал руку на его плече. Словно его, Артура, сила имела Мерлина своим истоком. Он подозревал, что отчасти так оно и было.

И вот теперь Мерлин исчез снова. Артур знал, что в последнее время чародею всё сложнее было покидать пещеру. Годы забирали своё, но он отказывался от слуг и лишь улыбался всякий раз, когда Артур, беспокоясь, просил его переехать в Камелот.

Он вернулся в основную пещеру и приложил ладонь к оставшимся в очаге углям. Те не сохранили для него ни капли былого тепла.

— Жди меня! Жди! Я приеду опять.
— А что же мне еще остается, как не ждать тебя? Я буду здесь, когда ты приедешь в следующий раз.

«Где ты теперь, мой Мерлин?»

* * *

Обратная дорога в Камелот тянулась, словно один нескончаемый день. Дождь, прекратившийся лишь на время, полился снова, серый и монотонный. Дорожная скука притупила страх, охвативший Артура в покинутом жилище, оставив лишь ноющее беспокойство. Уныние и бессмысленные терзания никогда не были присущи его деятельной натуре, и теперь, вглядываясь в окутанные промозглой дымкой склоны, он пытался найти решение загадки.

Мерлин всегда был таким. Ходил никому не известными тропами, прятался в тенях под чужими именами и личинами, ведомый откровениями своего бога. Не эти ли откровения снова принудили его оставить так любимый им Брин Мирддин и отправиться в путь?

На подъезде к замку дождь сменился предрассветным туманом. Окутанный его клубами Камелот казался волшебным видением, посетившим на заре усталых путников. Тёмные стены, словно вырастая из тумана, возвышались над долиной, призрачные и неприступные. Завороженный зрелищем Артур вспомнил легенду о древнем короле, жившем в этих местах много лет назад и захороненном в пещере внутри холма. До строительства Камелота Каэр Кэмэл пользовался его дурной славой. Мерлину удалось справиться с призраками прошлого, возведя здесь величайшую из твердынь Британии. Пещеру не нашли ни при строительстве замка, ни после, и духи умерших ни разу не тревожили местных жителей.

На горизонте тонкой полоской загорался рассвет. Отряд спустился в низину, растворяясь в тумане, и двинулся в сторону замка, откуда уже слышались голоса стражников и лай собак. Камелот просыпался, собираясь приветствовать своего короля, но Артур повернул коня на объездную дорогу.

— Передайте Бедуиру, что я заеду в Яблоневый Сад.

* * *
Остатки тумана ещё путались среди древесных корней, когда из-за пригорка показалась увитая голым плющом башенка. Артур проехал через сад, пустой и по-осеннему тихий. Прошли годы с тех пор, как они с Мерлином проводили здесь тихие летние вечера, устроившись в беседке с бутылкой вина и арфой. Яблоневый Сад напоминал Артуру так любимую им Зелёную часовню, обитель мудрости и волшебства его детства, куда всегда можно было сбежать от неусыпного присмотра сэра Эктора. Много позже Артур понял, что сбегал не от кого-то, а к кому-то, к Мерлину. К его историям, его песням, к его спокойному и понимающему взгляду. Теперь эти встречи стали не более, чем воспоминанием, и дом Мерлина близ Камелота принадлежал той, кому великий чародей доверил своего короля и его королевство.

Вивиана встретила его в небольшой зале, освещённой и согретой ровным пламенем камина. Высокая, с гривой тёмных волос, убранных серебром и камнями, с прямой спиной и таким же прямым взглядом больших серых глаз на узком точёном лице, она казалась воплощением спокойной силы и несгибаемой воли. Чародейка молча протянула Артуру кубок, и тот благодарно принял его. После долгой дороги стоило привести себя в порядок, прежде чем являться сюда, но беспокойство пересилило.

Некоторое время они молчали, стоя у камина. Артур смотрел в огонь, потягивая подогретое вино и ощущая на себе внимательный взгляд Вивианы. Она знала, зачем он приехал. Не могла не знать.

— Я заезжал в Брин Мирддин, — наконец, произнёс Артур. — Его там не оказалось.

Чародейка медленно склонила голову, и в этом жесте он почувствовал усталость. Они были знакомы достаточно давно, чтобы он не смог разглядеть этого, а она – чтобы попытаться скрыть.

— Он покинул пещеру уже после твоего отъезда из Камелота. Я не стала посылать гонца.

Артур поставил кубок на узкий столик, протянувшийся вдоль стены. Как оказалось, слишком резко — красные винные капли упали на грубо обработанное дерево. Вивиана предпочла не заметить этого. Она всё так же спокойно наблюдала за действиями Артура, ожидая новых вопросов.

— Ты знаешь, зачем он уехал?

— Потому что так было нужно, — ответила она, уравновешивая его беспокойство своим тихим голосом. — Мерлин всегда там, где должен быть. Как и все мы.

— Вивиана, если что-то случилось, я хочу знать, что.

Артур поймал её взгляд. Возможно, впервые он так давил на неё, но чародейские загадки сейчас казались изощрённым издевательством. Дама Нимуэ, наследница Мерлина, как называли её в народе и при дворе, служила лишь своему королю. И сейчас король требовал от неё ответа.

— Мы оба слишком долго держали его, Артур. Возможно, пришло время дать соколу настоящую свободу.

Она грустно улыбнулась той самой улыбкой, которую Артур много раз наблюдал на лице Мерлина. Едва слышный вздох, последовавший за этим, лишь подчеркнул сходство. Так его друг и верховный чародей склонялся перед судьбой, и Артур почувствовал, что внутри что-то оборвалось.

— Ты хочешь сказать, он…

Артур не смог договорить — Вивиана остановила его мягким жестом, впервые приблизившись настолько, чтобы положить свою руку поверх его руки. Это простое прикосновение вызвало почти болезненное отторжение. Он отшатнулся и, не сказав более ни слова, покинул дом.

Вскоре послышался удаляющийся топот копыт его коня, а Вивиана всё стояла посреди залы и смотрела невидящим взглядом на распахнутую дверь.

* * *

Лук был тугим и гибким, словно тело молодой красавицы. Артур натянул тетиву, прицелился и, остановив дыхание, выпустил стрелу. Послышался свист, и она воткнулась на два пальца правее своей предшественницы. Артур повернулся к мишени поменьше, когда за спиной послышался звук шагов.

— Я думал, ты задержишься у Вивианы на весь день.

Артур кинул взгляд на подошедшего к нему Бедуира.

— Не пришлось, — коротко ответил он, опуская лук.

Старые друзья обнялись, и на лице Артура впервые за это утро появился проблеск улыбки. Однако Бедуир нахмурился, критически осматривая своего короля.

— Можешь ничего говорить, если не хочешь, — медленно произнёс он. — Но хотя бы покажись двору. О твоём возвращении известно ещё с первых петухов, а сейчас уже полдень.

Артур устало вздохнул, признавая правоту друга. После разговора с Вивианой кровь в жилах кипела от избытка чувств — беспокойства, горечи, тоски и, чего уж таить, возмущения и обиды. Показываться на глаза своим соратникам в таком виде в мирное время, да ещё и после возвращения с осмотра северных укреплений, не хотелось. И вот он здесь, на закрытом дворе замка, пускает одну стрелу за другой. Взрослый мужчина, воин, король, прошедший не одной сражение и, как говорят в народе, обладающий немалой мудростью, вёл себя как капризный ребёнок. Мерлин бы посмеялся. Он всегда считал, что от Утера Артуру досталось лишь благородное происхождение.

Они медленно двинулись в сторону замка. Бедуир рассказывал о делах, накопившихся за время отсутствия короля, об успехах Мордреда и его братьев и, наконец, о королеве. Артур старался не затрагивать эту тему без необходимости, но и Бедуир был осторожен. Его выразительный взгляд говорил, что на этот раз без разговора не обойтись. Артур только кивнул, давая понять другу, что понял его.

Впереди был долгий день и не менее долгий вечер.

* * *
Гвиневера, как и всегда, была очаровательна. Её вышитое золотом зелёное платье выгодно подчёркивало молочную кожу и нежные черты лица. Пышные, слегка вьющиеся русые волосы украшала корона, но самым прекрасным в Гвиневере были глаза. Яркие, цвета весеннего неба, они с искренней радостью смотрели на Артура, и тот впервые заметил – она действительно соскучилась по нему.

Трапезу устроили в малой столовой, где собрались только родственники, находящиеся сейчас в замке, и приближённые короля. В общей сложности собралось человек двадцать.

«Маленький пир», - подумал про себя Артур, приветствуя присутствующих.

Обыкновенно он предпочитал есть в более скромной компании, собирая большие столы лишь по случаю, и в этом была своя прелесть.

Гавейн некоторое время назад отбыл на Острова, Гахерис был в бегах после убийства Моргаузы, и из «оркнейского выводка» присутствовал лишь второй близнец, Агравейн, и самый младший, Гарет. Мордред даже не изображал из себя голодного, просто сидел, размышляя о чём-то своём и потягивая лёгкое вино.

Артур не раз поражался, насколько его незаконнорождённый сын похож на него самого, но сейчас, в этой задумчивости на лице, в этой позе, и даже в этих скупых, выверенных, но естественных движениях он походил совсем на другого его родственника. Мордред даже не знал, как выглядит великий чародей, однако, внешним сходством судьба умудрилась пошутить над ними обоими.

Есть не хотелось, но отсидеть до конца трапезы было необходимо, чтобы показать – вот он, живой, и даже улыбается, а значит, в королевстве царит мир и спокойствие. Гвиневера расспрашивала его о поездке, о Дунпельдире, о здоровье тамошнего наместника, об Уэльсе. Впрочем, делала она это не слишком навязчиво, и Артур, невероятно благодарный ей, отвечал так, чтобы было слышно всем.

Он в который раз убеждался, что Гвиневера оказалась для королевства и для него лучшим выбором. Её красота воспевалась бардами по всем Британии и была, в некотором роде, символом Камелота. Народ любил свою королеву так же сильно, как и короля. Во всяком случае, до недавнего времени всё было именно так.

Артур посмотрел на Бедуира. Тот внимательно выслушивал позицию сэра Борса в отношении участившихся столкновений франков с бургундами вблизи границ южной провинции королевства. Тревожные новости приходили с тех берегов уже некоторое время, но пока не несли в себе прямой угрозы. Однако многие из военачальников Артура с нетерпением ждали этих новостей. Не все способны жить в мирное время, и тяжелее других его переживают воины.

Бедуир заметил взгляд Артура и слегка улыбнулся ему, видимо тоже вспоминая эту простую мудрость.

* * *
Весь остальной день Артур провёл, разбирая накопившиеся дела. Стопки пергаментов и табличек, заботливо подготовленных для него предупредительным секретарём, требовали внимания и концентрации не менее, чем стрельба из лука. Оставленный в Камелоте регент, всё тот же Бедуир, вёл дела аккуратно, с присущей ему вдумчивостью, и, вливаясь после каждого своего возвращения в рутину, Артур был благодарен ему за это.

К вечеру, когда слуги развели огонь в камине и зажгли свечи, глаза короля слезились от строчек, но внутренний пожар утих, превратившись в угли глухого сожаления и вины. Артур уже был готов сделать перерыв, когда в комнату вошёл Бедуир.

Они отослали секретаря и устроились у камина с кувшином вина.

— Ты пропустил ужин, — сообщил Бедуир, наполняя чашу лёгким напитком с одуряющим запахом далёкого теперь Яблоневого Сада.

— По осени все словно с цепи сорвались. Я рад, что ты у меня есть, и я могу оставить Камелот в надёжных руках.

Бедуир кивнул, принимая благодарность.

— А я рад, что ты вернулся.

Говорить о делах не хотелось. Ночной переход, встреча с Вивианой и бесконечные петиции не оставили Артуру сил, и теперь, сидя в компании старого друга, он просто отдыхал, наслаждаясь вином и тишиной.

— Я подумал сегодня, что стоит в следующий раз оставить для тебя заместителя, — сообщил Артур, вертя в пальцах кубок.

— Хочешь проверить его? — поинтересовался Бедуир, кидая на друга заинтересованный взгляд.

— Я в нём уверен, но мне хотелось бы знать и твоё мнение. Думаешь, Мордред не справится?

— Отчего же? — Бедуир пожал плечами. — У него есть все задатки. К тому же, он твой сын, этого не отнять.

— Не отнять, — протянул Артур, вспоминая сегодняшний маленький пир. — Знаешь, я только теперь заметил, насколько он мой сын.

Бедуир усмехнулся.

— Мы все это заметили ещё когда он только появился в Камелоте.

— Нет, не внешнее сходство, хоть оно и становится с каждым годом всё поразительнее. Мерлин говорил, что я больше похож на Амброзия, чем на Утера. Я никогда не видел старшего короля, но много времени провёл с его сыном.

Друг отхлебнул добрый глоток вина и удивлённо воззрился на Артура.

— Чёрт побери, может, ты и прав. Кому, как не тебе, было это заметить.

— Надеюсь, что я прав, — кивнул Артур. — Ну, что тут ещё без меня случилось?

Бедуир неожиданно погрустнел, не смотря на выпитое вино. Некоторое время он молчал, вероятно, решая, начинать ли неприятный разговор сейчас или отложить его на более подходящее время. Но был вечер, и было яблочное вино, и тепло живого огня наполняло комнату блаженным спокойствием.

— Твои отъезды с каждым разом становятся всё тяжелее для неё, — начал Бедуир и снова притих, ожидая реакции на свои слова.

Артур посмотрел на друга, предлагая продолжать. Он никогда не отказывался и не откажется от той ответственности, которую взял на себя, храня эту тайну. Тайну, разделённую на троих.

— Все эти слухи рано или поздно перерастут во что-то большее, чем разговоры в тавернах, — пояснил Бедуир. — Твоё отсутствие только подогревает их. И в первую очередь они бьют по королеве.

Артур налил себе ещё вина и задумчиво пополоскал его в кубке. Впервые за долгие годы они ступили на шаткую почву. Бедуир, могучий воин, самый верный соратник короля и его доверенное лицо в душе всё так же стремился к возвышенным идеалам. Одним богам было известно, чего ему стоило идти за своим сердцем, стремящимся к Гвиневере, вопреки законам чести. Когда-то давно Артур предпочёл дружбу честолюбию и не стал вставать на пути у их любви. Он до сих пор считал это решение верным.

— Мирное время не предполагает других развлечений, кроме обсуждения постельных дел, — наконец, сказал он, делая глоток.

— Если мирное время затянется, а всё к тому идёт, скандала не избежать. Сам понимаешь, как это портит репутацию, твою в том числе.

— Пока это только слухи, опасаться нечего. Но ты прав, они могут подогреть недовольных. Я подумаю, что можно сделать.

Бедуир кивнул, но лицо его оставалось хмурым.

— Мы оба благодарны тебе за то, что ты делаешь для нас. И оба понимаем, насколько ты рискуешь, отдавая нам так много.

Артур положил руку на плечо друга.

— Не надо, — остановил он Бедуира. — Ты знаешь, мне не повезло в любви, и я не могу отнимать её у тех, кому досталось от неё больше.

Он знал, что в другой вечер этого разговора не было бы, но каждый рано или поздно ощущает нужду озвучить то, что у него внутри. Бедуир благодарно сжал его руку, а потом неожиданно сказал:

— Говорят, ты заезжал в Брин Мирддин.

Артур слегка прикрыл глаза, невольно отгораживаясь от этих слов. Бедуир, как и Вивиана, знал его слишком хорошо, чтобы от него можно было что-то скрыть. Но если наследница Мерлина обладала волшебством, порой позволяющим ей заглядывать в души, то его старый друг такой способностью не владел. Тогда как…?

— Не волнуйся, таких слухов о тебе не водилось, — Бедуир чуть улыбнулся. — А если и были какие пересуды, то они умерли вместе с великим магом ещё тогда, когда мы замуровали пещеру.

В другое время он бы посмеялся над собой и над нелепостью ситуации, выпил бы за упокоение души великого чародея и забыл бы о проницательности своего друга. В другое время, когда точно знал бы, что пещера не пустует, и «дух Брин Мирддин» всё так же готовит свои целебные снадобья, а по ночам над холмами льются волшебные звуки арфы.

— Я уже сказал, что ты можешь ничего не говорить, — неожиданно мягко произнёс Бедуир.

На душе вдруг стало легче. Нет, ни сожаление, ни вина, ни глухая тоска никуда не исчезли, но Артур вдруг улыбнулся, прикрываясь кубком.

— Я веду себя как Гвиневера, да?

Друг кивнул, и то ли от смущения, то ли от выпитого вина на скулах его заиграл румянец.

Они замолкли, думая каждый о своём. Трещали дрова в камине, лёгкий ветерок шевелил пламя свечей. Бедуир вскрыл следующий кувшин и разлил по кубкам ароматное яблочное вино.

* * *
После того разговора Артур стал подмечать то, что раньше казалось ему незаметным. Лёгкая морщинка между бровей своей жены, её нарочитое спокойствие, прикрывающее напряжение, взгляды, которые кидали на неё и Бедуира другие соратники короля — все эти мелочи говорили о том, что старый друг прав. Поглощённый государственными делами, Артур обычно не замечал таких мелочей. В королевстве царил мир, и он был хранителем этого мира, мечом и мудрыми решениями защищая свои земли от врагов. Теперь он столкнулся с иным родом проблем, не решаемых при помощи битвы или переговоров.

Присутствие в Камелоте короля несколько остудило пересуды. При нём говорить о неверности королевы не решался никто, но долго ли так продлится? Самым разумным казалось отослать Бедуира в Малую Британию, но Артур не мог оставить Камелот без регента в случае необходимости его собственного отъезда. Несколько дней назад он отослал гонца на юг, к своему кузену, королю Хоэлю, правящему в Британи. Ситуация вблизи её границ оставалась напряжённой, и к весне нужно было готовиться к решительным действиям.

Правда, оставался ещё Мордред, на которого Артур возлагал большие надежды. Но тот не обладал авторитетом Бедуира, а без подготовки взваливать на сына государственные дела Артуру не хотелось.

Завешался последний осенний месяц. Приближалось рождество. Пожухлые травы на склонах Каэр Кэмэл по утрам покрывались инеем. Остатки листвы на деревьях больше не прятали за собой глубины лесов. Мёртвое время давило на Артура тоской и мыслями о несбывшемся. Странно, но в прошлые годы он не ощущал этой ноющей боли в груди и не думал о том, чего не успел совершить в своей жизни. Это новое для него чувство имело своё имя, и Артур с горечью произносил его, глядя вечерами в огонь и силясь понять произнесённые при том разговоре слова Вивианы: «Мы оба слишком долго держали его».

«Возможно, я тоже начинаю стареть, Мерлин», — шептал он языкам пламени. — «И, возможно, когда-нибудь мне тоже захочется, чтобы меня отпустили».

Однако верить в такой исход не хотелось. Как не хотелось верить и в то, что Мерлин оставил пещеру лишь для того, чтобы скрыться от него, Артура. Слишком близки они были, чтобы слова Вивианы оказались правдой.

К счастью для Артура судьба не собиралась оставлять его без ответов.

* * *
В тот вечер он вернулся в свои покои раньше обычного. Вечерняя прогулка, которую они с Мордредом затеяли, дабы отвлечься от дел, освежила короля, а разговор с сыном в очередной раз убедил его в правильности своих выводов. Не смотря на сомнительное происхождение и честолюбивые решения, Мордред с искренностью служил своему королю и стране, которую уже мыслил своей ответственностью по праву рождения. Они были одной породы, и, убедившись в этом, Артур почувствовал, как груз на его плечах становится легче. Придёт время, и он передаст королевство в надёжные руки.

Гвиневера сидела в небольшой зале, предваряющей королевские покои, с вышиванием в руках и в окружении своих дам. Когда на пороге появился Артур, она встала и с должным уважением поклонилась. Дамы последовали её примеру.

— Мой господин, — приветствовала его королева.

Артур поцеловал её руку и улыбнулся. Он этой улыбки таяли все женщины Британии. Удивительное ли дело, что придворные дамы королевы не остались равнодушными к такому проявлению любви короля к своей королеве. Гвиневера же, оставив вышивание, отправилась вслед за Артуром в королевские покои.

Слуги засуетились, открывая дверь. Кто-то из них принёс вино, кто-то взбил постель. Артур не обращал на них внимания, по привычке устроившись у камина и глядя на пламя. Гвиневера также оставалась безмолвной, следя за тем, чтобы всё было подготовлено ко сну.

Когда слуги покинули королевские покои, Артур обернулся к ней. Гвиневера уже была облачена в домашнее платье, под которым угадывалось белое ночное одеяние. Её удивительные глаза отражали языки пламени, игравшие в камине за его спиной.

Гвиневера некоторое время смотрела на него, а затем, спохватившись, налила вина из оставленного слугами кувшина и протянула Артуру. Тот с благодарностью принял чашу из её рук, отметив про себя, что пальцы королевы дрожали.

Артур заметил и бледность её лица, и всё ту же лёгкую морщинку между бровями. За годы, прожитые в Камелоте, Гвиневера научилась скрывать свои чувства, и её дамы не заметили ничего – в этом Артур был уверен. Однако перед ним она не считала нужным прятать какие-либо беспокойства.

— Как прошла ваша прогулка? — спросила она тихим голосом.

— Превосходно, не смотря на погоду, — слегка пошутил Артур, пытаясь разрядить обстановку.

Видят боги, общаться с Гвиневерой было для него тяжелее, чем с Вивианой. Он никогда не уделял жене время сверх необходимого, но она, кажется, не была в обиде. В конце концов, у неё был Бедуир, а у короля – государственные дела и, в последнее время, кувшин яблочного вина и камин в рабочей комнате. Стоило ли винить кого-то в том, что они с королевой, разделив ложе, так и не стали друзьями?

— Ты чем-то расстроена, моя королева?

Она беспокойно теребила пояс своего платья и, услышав вопрос, опустила глаза.

— Это о Бедуире, — всё также тихо произнесла она.

Артур ждал продолжения, но его не последовало.

— Говори же, что случилось с моим Бедуиром пока я праздно разгуливал по окрестностям.

Гвиневера, наконец, отпустила пояс и подняла глаза.

— Нет, это случилось раньше. Мне принесли вести после ужина.

Артур удивлённо посмотрел на неё. Такая прекрасная, свежая, как утренняя роса, образец невинности и чистоты.

— К чему бы теперь тебе приносят вести в обход Бедуира и, тем более, меня?

Королева снова опустила глаза и, вероятно, щёки её тронул румянец смущения, но при свете одного лишь камина этого было не заметно.

— Я…

Но Артур резко прервал её:

— Если всё дело в слухах, то последнее, что должна делать королева, это интересоваться ими. Тем более что это бросает на неё ещё большую тень. Твоего шпиона кто-то видел?

Гвиневера замерла и испуганно смотрела на него. Она впервые видела своему мужа таким.

— Н-нет. Она прислуживает Агравейну, и приходится дочерью одной из служанок моих дам. Её никто не заметил…

Артур вздохнул и с грустью посмотрел на Гвиневеру. Какая же она смелая, его королева. Неужели и этого он никогда не замечал? Стоит перед ним, словно застывшая, напряжена, как струна. Ей страшно, но не за себя – за него, Артура, и за своего возлюбленного. А ей ведь приходится терпеть постоянные разговоры о своей неверности и упрёки в том, что так и не родила королю наследника.

— Что ты узнала? — спросил он, решив далее не выказывать недовольства.

— Она сказала, что Агравейн принимает у себя этих молодых людей, «младокельтов». И разговоры, которые они ведут, затрагивают Бедуира и порочат его имя. Они хотят уничтожить его, Артур! Разве я могу оставаться в стороне? Ведь это я виновата, что…

— Достаточно, — он жестом остановил её. — Если уж на то пошло, то виноват в этом я, и мне с этим разбираться.

Артур не стал говорить, что в недовольствах Бедуиром последнее место занимает вопрос его постели. Королеве при живом короле ни к чему утомительные политические разъяснения.
Она прикрыла глаза, словно сдерживая что-то внутри себя. Хоть они так и не стали друзьями, понять её не составило труда.

— Послушай, я не жалею о принятом мной решении. Вам с Бедуиром нелегко, но не нужно считать, будто я упрекаю тебя в чём-то. Просто оставь проблему со слухами и «младокельтами» мне. Это не дело королевы.

Она не ответила, и Артур снова повернулся к огню. Он знал о группе молодёжи, в основном из дальних кельтских провинций, недовольной в основном тем, что им не дают проявить себя. Пока они жили мирно и опасений не вызывали, ограничиваясь разговорами промеж собой и пьяными сборищами, но кто знает, насколько далеко они заходили в своих разговорах. Идея подослать к ним своего человека возникла у Артура уже давно, и теперь он знал, кто лучше всех подойдёт на эту роль. Кому, как не своему наследнику, король может доверить присмотр за оппозиционной молодёжью?

Размышления его прервала Гвиневера.

— Я никогда не спрашивала тебя…

— О чём? — не оборачиваясь, поинтересовался Артур.

— У тебя же тоже кто-то есть? — прошептала королева.

Неужели думает таким образом облегчить груз своей вины? Губы Артура тронула грустная улыбка.

— В смысле, я подумала, что ты не осуждаешь нашу любовь только потому, что… что ты тоже кого-то любишь также, как я люблю Бедуира.

Артур медленно повернулся к Гвиневере. Она всё так же стояла, и отсветы огня ложились на светлую ткань её платья. На лице её отражалось смущение, но глаза горели любопытством, словно она, наконец, подошла к решению загадки, которую давно не могла отгадать.

«А ведь так оно и было», — подумал Артур.

Но что ей ответить? Что любовь его была непонятна даже ему самому? Что он оказался слишком поглощён исполнением своей судьбы, что думать о простом человеческом счастье? Что это же простое человеческое счастье было бы недостижимо для него никогда, и вовсе не потому, что он – король?

Представителям его семьи никогда не везло в любви. Амброзий, по словам Мерлина, был вынужден покинуть леди Нинианну слишком скоро, чтобы они смогли насладиться счастьем. Утер взял его собственную мать, леди Игрейну, обманом и лишь только после этого смог жениться на ней. Интересно, простила ли она Утера за смерть герцога Корнуолльского и обещание отдать единственного сына на попечение волшебника? Сам Мерлин встретил Вивиану лишь на закате своей жизни. Их разделяли десятилетия, и Артур подозревал в этом очередное божественное проведение, ведь знания и силу великий чародей оставил именно ей. Что же касается самого Артура…

На душе снова стало тоскливо, и уже известная горечь разлилась внутри, вызывая в сердце ноющую боль.

— Ложись спать, Гвиневера, — сказал он вместо ответа.

— Артур…

Но тот уже не смотрел на неё, хватая плащ и направляясь к двери. Слишком по его мнению поспешно, но поделать он ничего не мог.

— Куда ты? — удивлённо воскликнула королева.

— Пойду ещё прогуляюсь. Сегодня ясная ночь.

* * *
Покинув королевские покои, Артур направился к выходу из замка. Неприятное чувство бегства едва не заставило его рассмеяться, но он сдержался, боясь перепугать слуг. В общей зале всё ещё сидели люди. Кто-то играл в кости, другие наблюдали. В углу пристроился сэр Борс с какими-то молодыми людьми и рассказывал им о сражении у горы Бадон. Артур обошёл залу по внешнему коридору и, наскоро оседлав коня, выехал из замка.

Стражник, стоявший на посту у выхода, предложил королю сопровождение, но Артур махнул на него рукой. Хотелось одиночества и тишины.

Ночь действительно оказалась ясной. Мириады холодных острых звёзд сверкали на безграничном полотне. Над горизонтом медленно вставала слегка укушенная с одного края луна. Холодный, почти обжигающий воздух, тут же сдавил лёгкие, и Артур поплотнее завернулся в плащ. Изо рта вырывались клубы пара. Камни по обочинам дороги покрылись белёсым инеем.
Отъехав от замка на достаточно расстояние, чтобы его не было видно со стены, Артур пустил коня в галоп. Ледяной ветер тут же ударил по лицу, обжигая щёки и уши. Ночь была достаточно светлой, чтобы разглядеть путь без факела, но Артуру этого не требовалось – он знал окрестности Камелота лучше, чем многие местные жители. Однако сейчас хотелось просто скакать в ночь, вымораживая холодным ветром обострившуюся ноющую боль, так некстати напомнившую о себе после слов Гвиневеры.

Но винить королеву он не спешил. Вряд ли она знала, о чём спрашивала. Как не стоило винить и Вивиану, любившую Мерлина также сильно, как и сам Артур.

Некоторое время он скакал между холмами. Луна взобралась ещё выше над горизонтом, и звёзды слегка померкли в её сиянии. Артур перевёл коня на рысь, осматриваясь. По краям дороги чернели стволы деревьев. Молчание зимней ночи нарушали лишь топот копыт да далёкое уханье совы. Артур натянул поводья и стал растирать замёрзшие пальцы. Ещё не хватало отморозить по такой погоде.

Вот так, стоя посреди ночной дороги, Артур впервые услышал его. Едва уловимое звучание струн разливалось над холмами, вплеталось в песни высокого ветра, цеплялось на макушки деревьев и растворялось в молчании звёзд. Артур замер, вслушиваясь в далёкие переливы. Музыка, будто только и ожидавшая, что благодарного слушателя, стала громче, и уже можно было различить отчётливые её переходы, словно вязь на старых камнях, проступавшие сквозь ночь. Постояв немного, Артур тронул коня. Стройная, слегка грустная, но светлая мелодия звала за собой утомившееся королевское сердце, аккуратно и нежно касаясь его. Словно свет посреди непроглядной тьмы, она воплощала собой мудрость и покой, и Артур потянулся за ней, боясь упустить и разрушить волшебство.

Что-то знакомое ощущалось в прекрасных переливах, хотя Артур был уверен, что никогда не слышал ничего подобного. Он свернул с дороги, отправив коня через лес, шагом, чтобы не потерять в его топоте путеводное звучание. По мере его приближения к источнику божественных звуков лес сгущался. Артур уже не был уверен, находится ли он в окрестностях Камелота или перенёсся волшебным образом на не такой уж и далёкий Инис Витрин, или вовсе, как его далёкий предок Максен Вледиг, спит и видит прекрасный сон-путешествие. Темнота обступила его, огромные древние деревья нависали сверху тяжёлыми кронами, словно своды древнего заброшенного замка, сквозь которые проглядывался почти полный лик луны.

Он забыл обо всём. Все земные терзания остались висеть на кронах векового леса. Он снова был тем Артуром, когда-то преследующим большого белого оленя и оказавшимся в пещере с волшебным мечом. Неустрашимым, не сомневающимся, идущим туда, куда звала его сила, во много раз более могущественная, чем он сам, и во столько же раз более мудрая. Он снова был тем Артуром, впервые вошедшим в бой при Лугуваллиуме, принявшим меч из руки своего короля и сражавшим врагов с верой в победу и в свою судьбу. Он снова был самим собой, воином, королём и другом.

Неожиданно лес расступился, и Артур с удивлением обнаружил себя стоявшим на задворках Яблоневого Сада, а из глубины дома лилась, затопляя всё вокруг, та самая волшебная музыка.

«Мерлин», — пронеслось в голове.

Сердце застучало быстрее и радостнее, и Артур, оставив коня, поспешил ко входу.

* * *
Он подошёл к двери, стараясь шуметь как можно тише. Та оказалась не запертой, и Артур, пройдя сквозь небольшую прихожую, оказался в той же зале, в которой больше месяца назад разговаривал с Вивианой.

Всё так же пылал камин, бросая на стены отсветы и тени. Окно, не смотря на холодную погоду, оказалось не завешенным, и через него в залу проникал поток свежего воздуха. Перед камином, спиной к Артуру, сидела Вивиана, и её тонкие, сильные пальцы касались струн давно знакомой ему арфы.

Музыка не оборвалась, но плавно завершилась. Последние звуки мягко коснулись Артура и растаяли, как тает туман с приходом тёплого солнца. Он резко выдохнул и только сейчас понял, что не дышал с того момента, как пересёк порог дома.

— Пришёл всё-таки, — сказала Вивиана, откладывая арфу.

Она не поднялась, чтобы поприветствовать его, а указала на место рядом с собой. Артур медленно, словно во сне, подошёл к камину, но усаживаться не спешил.

— Эта арфа, — произнёс он неожиданно хриплым голосом. — Раньше она принадлежала Мерлину.

— Она и сейчас принадлежит ему, — ответила чародейка. — Садись, нам надо поговорить.

Артур вздохнул и опустился на шкуру подле неё. Вивиана, изящно обняв руками колени, смотрела в огонь. Вопреки своей настойчивости она не спешила начать разговор.

После холодного леса почувствовать тепло очага было приятно. Артур стянул с себя плащ и протянул замёрзшие руки к огню. Пальцы тут же закололо невидимыми иглами.

Некоторое время он просто грелся, наслаждаясь уютом человеческого жилья. В Камелоте никогда не было так спокойно. Он не был домом, скорее, твердыней. Здесь же всегда присутствовало ощущение простого, но удобного жилья. Мерлин строил Яблоневый Сад с любовью, и каждый камень здесь хранил его дух даже спустя столько лет.

— Я скучаю по нему, — вдруг произнёс Артур. — Когда я понял, что эта музыка доносится отсюда, то подумал, что он вернулся. Я и забыл, что он учил тебя ещё и этому.

— Он учил, — подтвердила Вивиана.

— Почему же я раньше не слышал, как ты играешь?

Вивиана отвернулась от огня, заглядывая в глаза Артура, и тот почувствовал холод, коснувшийся его спины и плеч. Неожиданно стало не по себе от этого пристального взгляда, словно он столкнулся с бездной и не мог ни отойти от края, ни кинуться в её объятья.

— Потому что я оказалась неважным учеником. Арфа никогда не давалась мне так, как ему.

Вивиана снова говорила загадками, но на этот раз это не раздражало. Они ступили в область вещей, которые невозможно выразить словами, казавшимися сейчас слишком ограниченными, чтобы вместить в себя необходимый смысл. И слишком прямыми тоже.

— Наши с Мерлином души оказались созвучны, и поэтому он смог передать мне своё искусство в той мере, в которой я могла его принять. Но он передал мне больше, чем просто знания. Он передал мне себя. Без искренней и чистой любви это было бы невозможно. Так устроен мир.

Артур кивнул, обдумывая её слова, и, наконец, задал вопрос, мучавший его всё это время, прошедшее с их последнего разговора:

— В прошлый мой приезд ты сказала, что пришло время нам обоим отпустить его. Скажи, Вивиана, а ты смогла это сделать?

Её улыбка снова стала улыбкой Мерлина, но не грустной, не покорной судьбе улыбкой сожаления, а почти лукавой. Словно он в очередной раз задумал что-то до невероятности простое, что впоследствии назовут не иначе, как великим волшебством. Глаза Артура расширились, когда медленно, по капле к нему стало приходить понимание.

Вместо ответа Вивиана потянулась к нему, и мягкие, отчего-то пахнущие яблочным вином губы коснулись его губ. Поцелуй оказался лёгким, будто его брали на пробу, страшась то ли горечи, то ли отказа. Артур прикрыл глаза, всем телом ощущая волшебство первого поцелуя, такого желанного, казавшегося почти недостижимым. Вивиана подалась к нему, позволяя притянуть себя ближе, и когда руки Артура легли на её скрытую просторными одеждами талию, чуть выгнулась, демонстрируя гибкость тела.

«Как тот лук», - пронеслась в голове Артура самая глупая из всех возможных мыслей.

Но не к Вивиане он сейчас был обращён всей невозможной бездной своей любви.

— Мерлин, — сорвался с его губ тихий шёпот.

Артур почувствовал, как с него стягивают платье. Тихо звякнула сорвавшаяся с головы корона, послышался такой знакомый смешок, и горячие руки прошлись по его напряжённой спине. Артур принялся освобождать Вивиану от одежды, отмечая поцелуями упругие бёдра, подтянутый живот, тонкую девичью талию и, наконец, красивую грудь с тёмными бисеринками сосков. Тонкие пальцы запутались в его волосах, и Вивиана откинула голову назад, отдаваясь во власть страсти партнёра. Он старался быть нежным, понимая всю необычность их положения, но возбуждение не давало ему возможности хоть сколько-нибудь сдерживаться. Артур усадил Вивиану себе на колени, обнимая и целуя везде, докуда мог дотянуться. Он чувствовал её тяжёлое дыхание на своей шее, и едва ли не сходил с ума от тихих стонов, срывающихся с её губ.

Резкий вздох, и он почувствовал, как напряглось всё её тело. Волны удовольствия накатывали на него, растворяясь в голосе Вивианы, которая уже не сдерживалась, отдаваясь ему со всей той страстью, которая после стольких лет, наконец, вырвалась на свободу. Артур чувствовал боль от впившихся в его плечи ногтей, и ему казалось, что эта боль – то единственное, что ещё держит его на земле.

Перед глазами поплыла комната, окутанная ночной темнотой, и Артур услышал собственный хриплый стон. Волна бездонного счастья накрыла его с головой, поглощая собой его самого, этот дом, возможно, весь мир. Артур не знал. Он просто почувствовал, как вздрогнуло тело Вивианы, как её пальцы ещё сильнее сдавили плечи. По телу разливалась невероятная лёгкость, дыхание становилось спокойнее. В отблесках пламени кожа чародейки казалась бронзовой, и Артур ещё долго водил по ней кончиками пальцев, пытаясь поверить в случившееся.

* * *
Поздний рассвет только начал окрашивать высокое зимнее небо, когда они, утомлённые, лежали, укрывшись плащом, всё на той же шкуре у камина. Поленья давно прогорели, но Артур не ощущал холода. Напротив, его переполнял огонь, лишь на время спрятавшийся внутри и в любой момент готовый вновь вырваться наружу обжигающим потоком.

— А как же Вивиана? — спросил Артур, легкомысленно наматывая на палец прядь тёмных волос. — У неё есть муж, если ты забыл.

Рядом послышался смешок.

— Не беспокойся о ней. Пелеас получит свою жену в добром здравии и даже не заметит моего присутствия.

Артур вздохнул.

— Я ничего не понял, если честно. Ни как так получилось, ни как такое возможно. Я и раньше видел твоё колдовство, но теперь оно…

— Перешло всякие границы? — договорил за него Мерлин. — Ты преувеличиваешь. Мы с Вивианой и так были одним целым, вряд ли что-то измелилось.

— Изменилось, и многое! Я бы сказал, что вы оба сошли с ума, если бы не знал вас лучше.

Снова послышался смешок, и уха Артура коснулось горячее дыхание.

— Только не говори, что король не доволен. Я же обещал, что всегда буду рядом. Отчего в этот раз ты решил усомниться во мне?

— В этот раз ты напугал меня по-настоящему, — признался Артур.

— Я и сам себя напугал, можешь мне поверить. Что уж говорить о Вивиане и тебе.

— Мерлин… Мы действительно слишком сильно держим тебя здесь?

Он не мог не задать этого вопроса. Слова Вивианы не шли у Артура из головы и по прошествии этой ночи, наконец, открыли для него свой смысл в полной мере.

— Я — это ваш выбор, Артур. Твой, когда ты отказался смириться с моей смертью. Вивианы, когда она согласилась пойти ко мне в ученицы. Ты мог бы продолжать жить своей жизнью, сохранив обо мне лишь память, но ты пришёл сюда.

— Ты бы всё равно оставался здесь, с Вивианой, не так ли? — усмехнулся Артур.

— Я должен был хотя бы попытаться сделать так, чтобы ты отпустил меня. И… не скажу, что не доволен тем, что моя попытка провалилась.

В его голосе послышалось всё то же лукавство. Артур обнял тонкое женское тело и прикрыл глаза, отдаваясь блаженной дрёме. За окном пели птицы, поднявшийся под утро лёгкий ветерок трогал невидимые бубенцы под балками крыши.

— А что это была за музыка? — спросил Артур.

— Музыка небесных сфер. Мне напели её звёзды в ту ночь, когда я покинул Брин Мирддин.

Артур улыбнулся. Что бы ни случилось между Вивианой и Мерлином, его маг снова был с ним. Камень, день ото дня тяжелевший на душе, исчез, возвращая королю возможность дышать полной грудью. В Камелоте его ждали дела, требующие решений, обеспокоенная Гвиневера и подступающая к границам Малой Британии война. Но сейчас можно было просто поспать, наслаждаясь присутствием Мерлина.

«А ведь я снова сбежал в Яблоневый Сад», — окончательно засыпая, подумал Артур.

* * *
Вскоре после той ночи Вивиана отправилась к Пелеасу. Артур, ведомый порывом, посетил Яблоневый Сад, чтобы проститься. Чародейка планировала провести рождество с мужем, он же оставался в Камелоте, погружённый в государственные дела.

— Я не мог отпустить своего Мерлина, не попрощавшись.

Вивиана сжала руку Артура, глядя своим твёрдым взглядом прямо ему в глаза, и улыбнулась.

— Король всегда получает то, что хочет, не так ли? – спросила она.

Лёгкий укол не попал в цель, и Артур рассмеялся.

— Король всегда делает правильный выбор. Возвращайся к весне, я буду ждать вас обоих.

Глядя ей в след, он гадал, не оставили ли они с Мерлином её в обиде. Он так и не спросил, каково быть одновременно собой и кем-то другим, кем-то почти божественным и одновременно столь же земным, живым и любящим. Этот груз Вивиана теперь носила внутри и, возможно, когда-нибудь и она найдёт ученика, способного также зваться Мерлином, как теперь зовётся она.
Холодное утреннее солнце золотило покрытые инеем придорожные камни. В ветвях спящих деревьев играли зимние птицы, весело перелетая с ветки на ветку. Пронзительно чистый воздух наполнял короля радостью и предвкушением новых дел и свершений. Он повернул коня в сторону Камелота, и вдалеке, над холмами, словно с неба лилась ему вслед тихая и волшебная музыка.

@темы: Arthuriana

---

"Два Повелителя"

Фандом: Отблески Этерны
Автор: Io Zimniy
Бета: нет, очень хотелось бы
Рейтинг: предположительно, R
Размер: понаписано уже на макси
Персонажи: Ричард Окделл, Паоло Куньо, Рокэ Алва и другие
Жанр: -
Отказ: всё Камше
Саммари: Повелитель - не просто титул, а Ричард Окделл действительно твёрд и незыблем.
Предупреждения: ООС, AU и прочие страшные звери, альтернативный взгляд на магию мира, расхождения с фактами канона
От автора: автор в курсе, что у каждого третьего есть желание "всё исправить", просто надоело писать это "в стол". =) Критика приветствуется.
Статус: в процессе

Автор балбес, что пропал, и знает об этом. =/
не бечено, вычитано так себе, и ваще...

Часть первая. Лаик (6)

~*~ *~ *~
За несколько дней до выпуска друзья собрались в трактире «Белая Лошадь». Место для встречи компании посоветовал мэтр Шабли, сославшись на знакомого хозяина. Заведение и впрямь оказалось уютным, просторным и как нельзя лучше подходящим для общения. Помимо общего зала, в трактире имелось несколько отдельных помещений, одно из которых и заняли унары. Хозяин, добродушный старичок с проницательным взглядом тёмных глаз, принёс несколько бутылок вина и сытный обед и, пожелав господам хорошего отдыха, удалился.
Когда за ним закрылась дверь, Арно выложил на стол распухший конверт без каких-либо опознавательных знаков.

— Это передал мэтр. Сказал, что подарок - для всех нас.

Альберто взял конверт, повертел его в руках и, наконец, вскрыл. На стол высыпались семь простеньких серебряных колец разных размеров. Рассмотрев кольца повнимательнее, унары обнаружили на них одну и ту же тонкую гравировку в виде сплетённых медуз.

— Мэтр решил таким образом раскрыть нас? — поинтересовался Валентин, рассматривая узор.

Он был единственным, кто не нашёл в подарке ничего забавного. Гогот Иоганна заглушал даже заливистый смех Берто, его брат лишь немногим отставал от него. Даже Дик отбросил угрюмую задумчивость и хохотал вместе со всеми.

— Сомневаюсь, что кто-то сможет рассмотреть этот рисунок, — отсмеявшись, сказал Альберто. — Но если тебе претит носить на виду знак принадлежности к тайному братству, можешь одеть на шею.

— Спасибо за совет, — не остался в долгу Валентин. — Надеюсь, он не обернётся петлёй на этой самой шее.

Этим высказыванием Придд вызвал очередную волну смеха. Паоло открыл бутылку вина и перелил его в специально принесённый хозяином кувшин. Друзья разобрали кольца, определяя кому какое по размеру. Посыпались обычные шутки, и уже через некоторое время Арно принимал ставки на то, кого же Бонен назовёт первым в выпуске. Ричард участия не принимал, застыв с бокалом в руках и задумчиво наблюдая за спором.

Пить Дик не умел и не любил, вину предпочитал надорский сидр и хмельной мёд, который готовили в деревнях у него на родине. Конечно, виной всему была бедность – кислятина, выдаваемая в замке за благородный напиток господ, проигрывала букетом напиткам простонародья. В любом столичном трактире можно было найти куда лучше, но вкусы надорского герцога оставались незыблемы.

«Совсем скоро…» — думал Дик.

Несколько дней назад эр Август передал известие, что не смог ничего сделать для надорского герцога. Наль, принесший послание, то грустно смотрел на Ричарда, то пытался держаться непринуждённо, словно ничего не случилось. Как же! Не случилось! Дик держал себя в руках как мог, и даже предложил кузену отправить вместе с ним письма домой. Один Леворукий знает, чего ему это стоило.

— Я хотеть тост, — поднял бокал Норберт. — За крепкая дружба юга и севера, запада и востока!

Друзья с улюлюканьем подняли бокалы. Задумавшегося Ричарда ткнули в бок, вырывая из хмурых мыслей.

— За вашу, герцог, дружбу с мерзкими кэнналийцами пьём! — поддел Дика Берто.

Под очередной взрыв хохота Дик поспешно пригубил вино.

* * *
Арно легко спрятался в нишу недалеко от входа в Старую галерею и, прикрывшись плащом, кивнул остальным.

— Постучу, если услышу кого-нибудь, отличного от крыс.

— Не засни только, — улыбнулся ему Паоло.

Ричард же коснулся на прощанье плеча друга и отправился ко входу в галерею, где Берто уже возился с большим висящим замком.

— И откуда только у дворянина такие таланты, — хмыкнул Придд, поддерживая для него свечу.

Через несколько минут замок тихо щёлкнул и открылся. Довольный собой Берто вынул его из пазов и покрутил в руках.

— Смазывали не так давно. Может, перед нашим прошлым визитом.

Со времён наказания в Старой галерее ничего не изменилось. Всё тот же затхлый воздух, пыль и темнота, которую не слишком успешно разгоняли свечи. Дик обошёл площадку перед камином, где они устроились в прошлый раз. Никаких следов их пребывания здесь не осталось. Вероятно, слуги убрали всё после той ночи.

Шестнадцать свечей установили кругом, в середину которого Иоганн определил простую жестяную кружку. Дик с интересом наблюдал за его действиями. Единственный ритуал, в котором он участвовал, тоже предполагал круг. В памяти снова всплыла площадка на Шепчущей скале, каменные глыбы, окружающие потухающий костёр, и глубокий, мощный голос: «Слушай свою кровь, Ричард Окделл. Свою кровь, и больше никого»

Дик потёр глаза, прогоняя воспоминания. Всё правильно. Всё должно получиться.

— Вот так, - сказал Иоганн. — Готово всё.

* * *
«Я – Щит» — проносится в голове знакомая мысль, и Ричард переступает границу темноты. Тишина, заполнившая пространство, становится почти абсолютной, словно само место почувствовало творимое в нём таинство.

«Двигайся по кругу»

Дик подходит к Норберту, как и в прошлый раз взявшему себе Полночь, и зажигает его свечу от своей. Лицо бергера каменно серьёзно.

«Этот пойдёт до конца» — подумалось Ричарду.

Три свечи между ним и Иоганном, занявшим Восход. Ричард не торопится, следуя ритму собственного сердца. Одна за другой свечи загораются, и Дик заглядывает в лицо второму бергеру, зажигая и его свечу. Иоганн смотрит на него ободряюще и чуть склоняет голову.

«Опора» — снова странная мысль, но удивляться не время.

Ещё три свечи. Искры в глазах Берто, принимающего у него огонь. Лёгкая, почти незаметная ухмылка. А за ней - понимание. Дик чуть улыбается ему.

«Кинжал в ночи»

Три свечи между Полуднем и Закатом. Пламя вырывает из темноты холодное лицо Валентина. Нечитаемое, застывшее.

«Тёмный омут»

Последние три свечи, и Ричард выходит в центр круга, где с кружкой в руках застыл Паоло. Четыре фигуры по кругу, тени на неровном полу. Дик затушил свою свечу и обвёл взглядом площадку. Пространство перед ним оказалось сотканным из переплетающихся теней. Не было ни Катершванцев, ни Валентина, ни Берто. Его окружали Стражи, и их холодные, пронизанные вечностью взгляды впивались в него острыми иглами. Тишина давила, требуя разорвать её.

— Я – Ричард Окделл, Повелитель Скал, Страж Полуночи! Пусть Скалы услышат меня!

— Мы слышим!

— Я – Ричард Окделл, Повелитель Скал, Страж Полуночи! Пусть Молнии услышат меня!

— Мы слышим!

— Я – Ричард Окделл, Повелитель Скал, Страж Полуночи! Пусть Ветер услышит меня!

— Мы слышим!

— Я – Ричард Окделл, Повелитель Скал, Страж Полуночи! Пусть Волны услышат меня!

— Мы слышим!

Родовой кинжал кажется тяжелее, чем он помнил. Он поворачивается к Паоло и прикладывает к своему запястью холодную сталь.

— Я – Ричард Окделл, Повелитель Скал, Страж Полуночи, дарую своё покровительство Паоло Куньо. Пусть моя кровь защищает его в Полночь и в Полдень, на Закате и на Рассвете. Да будет так!

— Так и будет!

Холодок боли на коже. Дик сжимает руку, и в кружку падает первая капля. За ней следует ещё одна, потом ещё. Дальше он уже не считает.

Танец теней на стенах. Нарастающая слабость внутри.

«Нужно закончить»

Кружка полна больше, чем на половину. Кинжал с тихим звоном падает на пол, и Ричард зажимает рану рукавом унарского одеяния. Ткань пропитывается кровью.
Паоло подносит кружку ко рту. Поднимает глаза на Дика.

«Камень преткновения»


— Я, Паоло Куньо, принимаю покровительство Ричарда Окделла, Повелителя Скал, Стража Полуночи, и клянусь кровью своей в том, что не предам покровителя своего ни в Полдень, ни в Полночь, ни на Закате, ни на Рассвете. Отныне его кровь – моя кровь, его долг – мой долг, его смерть – моя смерть.

Голова кружится. Кружатся тени. Языки пламени, недвижимые, режут глаза.

Тишина снова заполняет галерею. Стены впитывают прозвучавшую клятву. Неожиданная, пылкая, почти отчаянная, она заставляет звенеть затхлый воздух, смешивается с запахом крови последнего Повелителя Скал. Ричард уже не видит, как друг опорожняет кружку.

Последнее, что он слышит в ту ночь, резкий и чёткий ответ Стражей:

— Да будет так!

* * *
Ночью накануне дня Святого Фабиана Ричард не находил себе места. Он готовился с достоинством пройти через предстоящее унижение и отбыть в Надор так скоро, как возможно.
Дик редко молился. Дома матушка требовала три раза в день посещать замковую часовню, однако он не мог заставить себя обращаться к Создателю. Производить впечатление праведного эсператиста оказалось не сложно, но после возвращения с той зимней охоты несколько лет назад Ричард не прочёл ни единой строчки священного писания. Он чувствовал себя предателем, каждый раз переступая порог молельни, а перед глазами стояло лицо предка, так похожего на отца и его самого. Та далёкая встреча на скале словно разделила его жизнь на две половины, и теперь в мыслях он обращался лишь к Литу и к прекрасной женщине с волосами цвета огня.

В библиотеке замка не осталось ни одной книги, упоминающей о молитвах древних язычников, но незнание обрядов не мешало Дику. Он просто усаживался на пол, располагая вокруг себя четыре свечи, сориентированные по сторонам света, и мысленно просил предка услышать его. Застань его в такой момент отец Маттео, наверняка не удалось бы избежать наказания от матушки, но Дик не разжигал свечей чаще необходимого.

В последний раз он делал это накануне отъезда в Лаик. Предок не ответил ему, как никогда не отвечал и Создатель, но успокоиться и найти верное отношение к происходящему Дику удалось. Сейчас же собственное положение представлялось ему куда серьёзнее.

Значит, Надор. Ричард пытался мысленно вернуться к планам по восстановлению провинции, и не мог заставить себя не думать о Паоло и его так некстати произнесённой клятве, о пугающих словах выходца и о загадочном исчезновении Арамоны. Ричард надеялся, что Шепчушая скала сможет помочь найти ответы на его вопросы, и это единственное, что обнадёживало. Мелькнула мысль потребовать аудиенции у короля и попроситься в Торку, вслед за Паоло. Но Ричард тут же отогнал её – как ни печалила его разлука с другом, идти путём отца не хотелось.

Уверенность в своём выборе мешалась с тревогой. Нет, он не боялся унижения – сыну мятежника хватило нескольких лет для понимания своего положения. Вот только что может сделать Щит, сидя в Надоре?

— Дай мне хоть какой-то знак! — шептал Дик, всматриваясь в пламя свечи и прислушиваясь к ночной тишине.

Но пламя молчало. Молчала и ночь, окутавшая старое поместье. Лаик готовился снова заснуть, выпустив в мир очередную порцию юных, полных жизни, мечтаний и планов на будущее дворян. А Ричард Окделл, отчаявшись добиться ответа своего знаменитого предка, пытался обрести хоть немного спокойствия.

Как ни странно, мерное дыхание спящего друга успокаивало куда лучше молитв.

~*~*~

Воздух над площадью Святого Фабиана дрожал от полуденного солнца. Дик чувствовал, как по виску скользит капля пота. Чистое, уже по-летнему высокое небо не обещало послабления, а едва слышные вздохи за спиной свидетельствовали о том, что не одному Ричарду приходится тяжело.

Дик старался не смотреть на галерею. Между ним и людьми, собравшимися там, зияла непреодолимая пропасть, сотворённая Эгмонтом Окделлом и переданная им в качестве наследства своему единственному сыну. Сейчас Ричард как никогда ощущал эту пропасть.

Герольд огласил список юношей, предлагающих свою службу сильным мира сего. Четвёртый? Какая теперь разница? Но Ричарду было приятно, что герцог Окделл всё же не посрамил честь родного севера. Радостно было и за Паоло, оказавшегося вторым после Колиньяра. Решился бы кэнналиец на дуэль с Эстебаном, если бы услышал обо всех грязных сплетнях, что тот разносил по Лаик? Или он знал и отшучивался в своей неизменно издевательской манере…?

Лёгок на помине, Паоло поднялся по лестнице, призванный высоким светловолосым человеком.

«При любых обстоятельствах встречаемся вечером в саду около дороги на Лаик. Буду ждать тебя перед закатом»

На площади остались шестеро. Тишина, повисшая в густом зное, окутывала мальчишеские фигуры глухим коконом. На галерее тоже было тихо – все, кто хотел сделать выбор сегодня, уже сделали его, и теперь предстояла лишь формальная часть церемонии. По указу Франциска Оллара место службы оставшихся на площади решал король. В данном случае, за короля уже всё решил Квентин Дорак.

Пропели трубы. Герольд сделал шаг вперёд, собираясь передать решение судьбы юношей короне, но запнулся. Из кресла, установленного почти в самом центре галереи, поднялся черноволосый мужчина в мундире и с маршальской перевязью, небрежно висевшей на груди.

— Ричард, герцог Окделл, я, Рокэ, герцог Алва, Первый Маршал Талига, принимаю Вашу службу.

* * *
Ноги приросли к земле, а время остановилось окончательно, увязнув, словно в меду, в удушающей жаре. Рокэ Алва, Первый Маршал Талига, Кэнналийский Ворон и убийца Эгмонта Окделла застыл на галерее в ожидании. С такого расстояния Ричард не мог видеть его взгляда, но знал, что этот взгляд обращён прямо на него.

По позвоночнику ползла капля пота, а перед глазами плыло. Весь свет Талига сейчас ждал решения герцога Окделла, мальчишки, всю жизнь просидевшего в своей провинции. Наследника опального семейства. Сына убитого отца. Мелькнула мысль о том, какое это для всех забавное представление. Мелькнула и пропала, захлебнувшаяся в неожиданном воспоминании: трясина посреди площади, удушливое зловоние и отчаянное желание дышать. Дышать, во что бы то ни стало.

Разве он уже не принял решение? Тогда, в Старой Галерее, кажется, вечность назад, когда колокольный звон и низкий, мощный, словно гул землетрясения, голос призвал его к действию? Или раньше, когда впервые почувствовал на шее тяжесть медальона Скал?

— Я – Щит, — произнёс Ричард одними губами, и сделал первый шаг в сторону галереи.

* * *

Пришлось спешно вспоминать клятву. Дик не повторял её перед церемонией, и теперь делал довольно неуклюжие паузы, воскрешая в памяти заученные когда-то слова. Ткнувшись губами в одно из многочисленных колец на руке своего эра, Ричард, наконец, поднялся с колена. Алва на него уже не смотрел, опустившись в кресло и приняв скучающую позу. Дик занял место за его спиной и, пока продолжалась церемониальная часть, осматривал галерею.

Август Штанцлер сидел справа, через кресло от Алвы, и о чём-то тихо беседовал с русоволосым мужчиной в цветах Ариго. Далее за ним несколько совершенно незнакомых лиц. Ричард пробежал по ним взглядом, едва рассмотрев, пока не остановился на седом мужчине, почти старике, в чёрной олларианской рясе. Сомнений в том, кто перед ним, не было. Думать сейчас о роли этого человека в произошедшем не хотелось, и Ричард отвёл взгляд.

Паоло стоял за спиной светловолосого мужчины, имени которого Дик не запомнил. На губах кэнналийца играла едва заметная лукавая улыбка, непонятно откуда взявшийся лёгкий ветерок трепал волосы. Паоло словно был порождением солнца – смуглая кожа, тёмные, с лёгким золотым отливом волосы, чёрные глаза, хранящие на дне озорные огоньки… Казалось, ещё мгновение, и его образ сольётся с солнечными лучами, растворится в них, оставив Дику лишь воспоминания.

Ричард смотрел во все глаза, не понимая, как раньше не замечал в друге столько света. Будто тот, покинув пределы Лаик, перестал прятаться, раскрылся, явив себя миру. Таким Паоло
останется для него на годы вперёд – лёгким, сияющим, сотканным из солнца и ветра, и ничто не сможет уничтожить этот образ в памяти.

Кэнналиец, почувствовав взгляд, обернулся и, не переставая улыбаться, подмигнул Ричарду.

~*~*~

Особняк Алва на улице Мимоз сильно отличался от дома графа Штанцлера. Ворон не сдерживал себя в роскоши, украшая своё обиталище дорогими вазами, причудливой формы канделябрами и картинами гальтарской эпохи. Холл, выложенный мрамором, был достоин королевского дворца, уступая последнему лишь в размерах, а ковёр в комнате, отведённой для оруженосца, стоил едва ли меньше годового содержания надорского замка. Однако, обстановка не вызывала того неприятия, которое посетило Дика в гостях у графа. Каждая вещь здесь была на своём месте, словно кусочек в мозаичном рисунке, создавая ощущение гармонии.

Впрочем, к этому месту, как и к его обитателям, Ричард присмотрелся позже, и только тогда смог по достоинству оценить вкусы Алвы. В первый же день Дик только и успел, что проверить, как устроили Баловника. Низкорослый, но мощный надорский конь, прекрасно подходящий для северных горных троп и крутых уступов, в одной конюшне с морисками смотрелся блекло. Дик погладил старого друга, много раз спасавшего ему жизнь, и вздохнул. Для них обоих обстановка столицы была незнакомой и чуждой, и это роднило не хуже совместных охотничьих приключений.

До заката оставалось ещё достаточно времени, и Ричард решил не откладывать письма в Надор. Надор… Он уехал из дома полгода назад, и теперь неизвестно, когда ему суждено вновь увидеть родную землю. Матушка наверняка проклянёт его за службу убийце отца, а Эйвон припомнит своё напутствие. Подумав, Дик решил ограничиться сухими фактами для герцогини Мирабеллы и расспросить о текущих делах Айрис. Так или иначе, тёплого ответа от матушки ждать не приходилось, а сестра всегда понимала его лучше, чем кто-либо другой.
Тяжесть на сердце не прошла и после того, как Дик запечатал письма, отметив красный сургуч изображением родового вепря. Позже он передаст их Налю для отправки и попросит кузена самому написать Эйвону. Оправдываться после своей бравады не хотелось, а рассказать об истинных причинах происходящего Ричард просто не мог.

Он отложил письма и перевёл взгляд в окно, на двор, залитый золотыми лучами клонящегося к закату солнца.

Впервые в жизни Дик почувствовал себя таким одиноким.

* * *
Разросшийся вокруг небольшой заброшенной церквушки сад на окраине Олларии благоухал ароматами цветущей черёмухи. Белые грозди нависали над тропинками и скамейками, и сновавшие вокруг них полосатые шмели жужжали за работой, перелетая от одного дерева к другому.
Дик привязал коня у дерева недалеко от входа и направился к развалинам храма, потемневший шпиль которого виднелся впереди. Строение оказалось сильно разрушено. Камни, ранее принадлежавшие крыше и северной стене, лежали на половину вросшие в землю, а остатки остальных стен обвивал дикий плющ.
Ричард не сразу заметил кэнналийца. Тот стоял у входа и увлечённо рассматривал что-то, аккуратно касаясь пальцами каменой кладки. Солнце почти зашло, и его последние лучи расчертили внутренне помещение храма, мягко проникая в зияющие проёмы окон и аркообразный вход. Дик подошёл ближе.

— Вот ты где!


Паоло обернулся, щурясь на солнце. Он уже успел облачиться в чёрно-белый армейский мундир. Эфес шпаги тускло блестел у левого бедра, а волосы стянуты в короткий хвост.

— Пришёл всё-таки, — насмешливо отметил кэнналиец.

— Сам же сказал: «при любых обстоятельствах», — отшутился Дик. — Когда ты уезжаешь?

— На рассвете. Барон не хочет терять время.

Ричард кивнул, поворачивая на пальце простое серебряное кольцо. Они все попрощались ещё утром, договорившись о переписке. Мэтр также обещался не терять связь. Вот так, всех разнесло по разным сторонам света, и можно только надеяться, что «орден Сузы-Музы» ещё хоть раз соберётся полным составом.

— Пройдёмся? — предложил Паоло.

Темнело. Огромная, почти полная луна восходила на чистое, ультрамариное небо. В её свете мёртвые стены храма приобретали зловещий вид. Друзья отошли от развалин и медленно направились по тропинке вглубь сада.

— Кто он, твой эр? — спросил Ричард.

— Генерал Райнштайнер. Буду служить под его началом в Торке, — беспечно ответил Паоло. — Говорят, он лучше многих. Уж лучше Бонена точно! Но…Дик, как же я горжусь тобой!

— Чем тут гордиться?

Он прекрасно понимал, что попасть в оруженосцы к Первому Маршалу, лучшему полководцу Золотых земель, отчаянному и, по слухам, довольно эксцентричному человеку, было мечтой едва ли не каждого второго унара. Такое начало при должном старании обещало хорошую карьеру и возможность встать рядом с первыми лицами государства. Только Ричарда это не волновало. Он не представлял, как будет жить под одной крышей с кровником и писать в ответах на письма матушки, что «у него всё хорошо».

— Ты бы видел себя, когда шёл приносить клятву! Словно на смертный бой. Уверен, теперь все столичные дориты будут твоими!

Вот так просто смеяться над одним из самых важных решений в его жизни мог позволить себе только Паоло. Обижаться на него было совершенно невозможно, и Ричард тоже улыбнулся, не шутке, но самому кэнналийцу.

— Ты тоже хорош! — решил отыграться Дик. — Второй!

— И впрямь, — согласился Паоло. — Берто на меня десять таллов поставил…

Некоторое время они шли в приятном дружеском молчании, в котором каждый думал о своём. Одуряющий цветочный запах и стрекот кузнечиков заполняли тишину. Где-то вдалеке послышался удаляющийся стук копыт. Свет восходящей луны с трудом пробирался сквозь разросшиеся кусты, образующие живой коридор.

Произошедшие события всё ещё не выходили у Дика из головы, и он крутил из так и сяк, сам того не замечая, уже по которому кругу. Сколь бы ни была обречена жизнь сына мятежника, судьба подкидывала ему всё новые и новые испытания, ставила перед выбором, поворачивала так неожиданно, что готовиться к ней не представлялось возможным.

— Он не плохой человек, — вдруг заговорил Паоло. — Сложный, но не плохой.

— Плохой или хороший, я уже принёс ему клятву, — ответил Ричард. — Не знаю, зачем я понадобился ему. Пусть даже для того, чтобы посмотреть, как будет крутиться сын его врага между молотом и наковальней! Я не желаю становиться клятвопреступником только из-за того, что каждый второй в этой стране ждёт от меня этого!

Он остановился и, стиснув кулаки, посмотрел на кэнналийца. Дик понимал, что вспылил, что копившаяся полгода досада всё-таки вырвалась наружу, охватив его с головой. Но вместе с ней пришло облегчение, такое же неожиданное для него, как и этот срыв.

Паоло подошёл ближе и положил руку на плечо Ричарда. На его непривычно серьёзном лице медленно проступала улыбка.

— Ты не станешь клятвопреступником. И ты нужен ему. Возможно, он сам ещё не понимает, насколько.

Дик с сомнением посмотрел на кэнналийца. Он уже успокоился, и теперь ругал себя за несдержанность. Он не эрэа, чтобы так срываться! Но Паоло всё ещё стоял рядом, держа его руки в своих. Заминка показалась неловкой, но выпускать тёплые ладони не хотелось.

Паоло придвинулся ещё ближе и неожиданно обнял Дика. Провёл рукой по волосам, задержав пальцы у мочки уха.

— Ты справишься, ты же Повелитель Скал, — тихий шёпот.

Глаза кэнналийца сейчас казались чёрными. Слабый лунный свет отражался в них приглушённым блеском. Тихий вздох выдал напряжение Ричарда. Он прикрыл глаза и почувствовал осторожное прикосновение к губам, почти невесомое, трепещуще нежно, будто провели кончиком пера по чувствительной коже. Так впервые берут в руки птицу. Так гладят нераскрывшиеся бутоны кувшинок. Так женщины проводят рукой по вышитому узору. Так Ричард ещё никогда не чувствовал прикосновения.

Кэнналиец отстранился, медленно размыкая объятия. Дик не шевелился, пытаясь не спугнуть чувство, будто мир сузился до ничтожно малого пространства между ним и Паоло. В этом мире не было ни семейных раздоров, ни мятежников, ни Алвы. Только живое тепло, лунная ночь и запах цветущей сирени.

— Ох, — только и смог выдохнуть Ричард.

Паоло улыбнулся и потащил его к выходу из сада.

@темы: ОЭ

---

"Два Повелителя"

Фандом: Отблески Этерны
Автор: Io Zimniy
Бета: нет, очень хотелось бы
Рейтинг: предположительно, R
Размер: понаписано уже на макси
Персонажи: Ричард Окделл, Паоло Куньо, Рокэ Алва и другие
Жанр: -
Отказ: всё Камше, мне просто грустно смотреть на канон
Саммари: Повелитель - не просто титул, а Ричард Окделл действительно твёрд и незыблем.
Предупреждения: ООС, AU и прочие страшные звери, альтернативный взгляд на магию мира, расхождения с фактами канона
От автора: автор в курсе, что у каждого третьего есть желание "всё исправить", просто надоело писать это "в стол". =) Критика приветствуется.
Статус: в процессе

Прошу прощения за задержку. Следующий кусок будет последним в этой части.
не бечено

Часть первая. Лаик (5)

~*~*~
Весть об исчезновении Арамоны застала Дика в постели – он провалялся в беспамятстве почти двое суток. Заглянувшие его навестить Арно и Берто кидали на Ричарда заинтересованные взгляды, рассказывая добытые подробности. Как оказалось, лошадь капитана также исчезла, а вот шпага и приснопамятная орденская цепь остались на месте.
— Напился от обиды и поехал топиться в Данар, — предположил Арно, не скрывая веселья.
Дик поморщился, давая друзьям возможность наблюдать всё презрение Повелителя Скал к жалкому пьянице. Арамона был мерзавцем во всех отношениях и заслужил свою участь, но на душе всё равно стало гадко.
На место пропавшего капитана спешно прислали другого. Альфред Бонен был чуть более приятным в общении человеком, чем Арамона. Отставной генерал с сединой на висках и в короткой бороде, с армейской выправкой и совершенно непроницаемым взглядом – даже Валентин позавидовал такой сдержанности. Ричард же при первой встрече с новым управителем Лаик покрылся мурашками – до того заледенелым он казался. На этом недостатки генерала Бонена заканчивались. Любимцев он не заводил, голос не повышал, держался предельно вежливо и за расположением к большому количеству вина замечен не был.
Два раза Ричарда вызывали на разговоры. В первый раз – сразу после того, как мэтр Фортье, лаикский лекарь, постановил, что Дик здоров и может возвращаться к занятиям. Люди в форме, не назвавшие своих имён, отвели его в ту самую комнату, где он когда-то произносил клятву.
«Что вы знаете об исчезновении капитана Арамоны?»
«Ничего»
«Когда вы видели его в последний раз?»
«Три дня назад»
«Что вы знаете об исчезновении отца Германа…?»
Упоминание олларианца оказалось неприятным, но он заставил себя не кривиться от отвращения. Выходец мог вернуться в любую ночь, и Дик не был уверен, что перенесёт ещё одну встречу с отвратительной тварью.
Второй раз уже другие люди задавали ему всё те же вопросы несколькими днями позднее. Ричарду нечего было им рассказать. По официальной версии выходцев не существовало, а Арамона был в первую очередь «представителем королевской власти» в этом Создателем забытом месте, а не вонючим свином и мерзким пьяницей.
Дику хватило одного взгляда на Паоло, чтобы понять – тот не будет распространяться об их ночных приключениях. Внешне кэнналиец остался всё таким же несносным и безрассудным, но Дик видел, как он порой замирает, нахмурившись, словно время для него остановилось.
Вечером, на шестой день после исчезновения Арамоны, Паоло постучался в дверь «кельи» Ричарда и, не услышав ответа, зашёл внутрь. Дик уже лежал в постели и резко вскочил, завидев свет в дверях.
— Не спишь? — бодро спросил Паоло.
— А если сплю, что я должен ответить? — Раздражённо прошипел Дик.
Бодрость кэнналийца вызывала жуткую зависть. Ричард искренне не понимал, как можно бродить по ночам после тренировок у Бонена. Генерал гонял их, как солдат, и все «жеребята», даже неутомимые Катершванцы, с трудом доползали до своих комнат.
Паоло улыбнулся и уселся в ноги его кровати, оставив свечу на тумбочке.
— Хотел поблагодарить тебя. Не представляю, где бы сейчас был, если бы не твоё надорское упрямство.
С Ричарда тут же слетел весь сон.
— Там же, где теперь Арамона, наверное. Послушай, Паоло, он…
— Может вернуться, знаю. Любой из них может. – Кэнналиец пожал плечами.
Тибб учил Ричарда ничего не бросать на полдороги. Если уж встал на след зверя, будь добр довести дело до конца. Это простое правило нередко помогало Дику в Надоре, и теперь он чувствовал, что остаться в стороне не получится, как бы ни хотелось.
— Что-нибудь придумаем, — уверенно сказал Дик. — Не всю же жизнь тебе спать с открытой дверью и переводить свечи.
Паоло грустно улыбнулся. Они помолчали некоторое время.
— Ты это из-за отца, да? — Наконец, спросил кэнналиец.
— Нет, — буркнул Дик. — Из-за себя.
Уснули они вместе, свернувшись в один клубок на постели.

* * *
С того самого разговора Паоло прочно поселился в его келье. Дик не возражал - кэнналиец, всё такой же лёгкий и острый на язык, со своим кошачьим взглядом и умением шутить над серьёзными вещами, нравился ему всё больше и больше. Намучившись за день тяжёлыми мыслями, Ричард ловил себя на том, что просто отдыхает душой рядом с этим, таким не похожим на него человеком.
Ему часто снился колокольный звон, раздирающий на клочки обыкновенные ночные видения. В такие ночи Дик просыпался в поту и зажимал себе рот ладонью, стараясь не разбудить кэнналийца. Успокоившись, он снова пытался заснуть, но сон не шёл. Ричард с каким-то отрешённым чувством прислушивался, как за дверью, почти беззвучно, стоит погибель его друга, ожидая разрешения войти. А потом всё повторялось снова: обычный сон, запах гнили, удушье и звон колокола.
Друзья справлялись о его здоровье. Отражение в зеркале также сообщало, что Дик сам стал походить на выходца. Он старался об этом не думать и не обижался на «бледного северянина», шутя о прожаренных южанах. Арно смеялся, а Катершванцы тут же принимались рассказывать смешные истории.
— Прибывает однажды южанин в наша Торка. Тёмный такой, закутанный. Спрашивает: «Когда у вас зима кончаться?» А мы ему отвечаем: «Тогда эта закончится, когда следующая наступит!»
Это было невинным дружеским ребячеством уставших от бесконечных уроков мальчишек. Работая шпагой на занятиях, сидя в библиотеке, живя обычной унарской жизнью, Ричард не мог забыть ни об отце со свечой в руках, замыкающим призрачное шествие, ни о настойчивости выходца, пришедшего на запах пролитой в Старой галереи крови.
Кровь. Словно обещание, вырванное силой. Что будет с Паоло, когда Ричард не сможет больше стоять между кэнналийцем и его судьбой? Встанет ли он в одну колонну с монахами, как отец, или однажды Дик откроет ему дверь и тут же почувствует такой знакомый отвратительный запах?

* * *
— Так вот кому мы обязаны исчезновением нашего «любимого» капитана, — протянул Альберто, отставляя подальше пустой бокал.
Друзья расположились всё в той же комнате без окон, надёжно скрытой от излишнего внимания поворотами узких коридоров. Ричард, до этого как мог кратко изложивший суть возникшей проблемы, теперь оглядывал лица друзей. Мэтр медленно вертел в руках перо, обдумывая услышанное. Арно, расположившийся на стуле рядом с креслом мэтра, наблюдал за движениями пера с весьма озадаченным видом. Приглашённые на эту встречу Катершванцы смотрели друг на друга. Казалось, братьям не нужны слова – они общались взглядами. И так не слишком богатое на эмоции лицо Валентина превратилось в каменную маску, за которой, как предполагал Дик, играла буря.
— Одну беду отогнали, другую накликали. И ещё не знаешь, какая из них хуже, — констатировал Арно, и тут же получил несколько недовольных взглядов.
Время веселья явно прошло.
— Если бы я только знал, что наша шутка закончится в Старой галерее... — Начал было мэтр, но его прервал Ричард:
— Мэтр Шабли, вы знаете что-то об этом месте?
Тот кивнул:
— Это старая и довольно странная история. Я нашёл её в дневнике одного из солдат Франциска. Тот был в отряде, отправленном в Лаик для изгнания эсператистских монахов.
Солдат, некий Габен Мелош, пишет, что когда они подошли к храму, вокруг стояла тишина. Казалось, монахи покинули это место, сдав обитель без сопротивления. Двор был пуст, а двери заколочены снаружи.
Их нашли в том помещении, которое теперь именуется Старой галереей. Дверь была закрыта изнутри. Солдаты с трудом вскрыли её, не получив, впрочем, никакого сопротивления. Ни настоятель, ни монахи не сказали ни слова солдатам и, судя по всему, даже не услышали приказа покинуть обитель. Мелош пишет, что они смотрели невидящими взглядами и шевелились губами. Молитвенный шёпот заполнил галерею, и у командира сдали нервы. Он приказал убить всех.
Насколько мне известно, после этого помещение не использовали, - закончил Шабли.
На некоторое время в комнате стало тихо. Потрескивали свечи, играя тенями на стенах. У двери прогрызала себе очередной ход местная крыса. Наконец, молчание прервал Паоло:
— Квальдэто цэра…
— Именно, - подтвердил Ричард, уже привыкший к выражениям кэнналийца.
— Не думаю, что это как-то может помочь справиться с выходцем, но мне больше нечего рассказать, - мэтр развёл руки в извиняющемся жесте.
— Есть способы… — подал неожиданно хриплый голос Валентин. — Есть способы отогнать выходцев, хорошо известные в провинциях. Но не могу судить, насколько они помогут в этом случае.
Катершванцы переглянулись.
— Рябина тут не помогать. Мой брат и я думает, кровь только кровью отогнать надо. Мы говорить как, решение брать только вы.

* * *
Кансильер пожелал видеть Ричарда сразу же, как только унарам было разрешено покидать поместье. Переминающийся с ноги на ногу кузен, привезший приглашение, опасливо косился на собравшуюся компанию, и никак не мог заставить себя подойти первым.
— За тобой? — Спросил Арно, оценивающе глядя на серую надорскую лошадь Наля, которую тот держал в поводу.
Дик кивнул.
— Кузен, — пояснил он. — Встретимся вечером.
— Удачи! — Зачем-то пожелал Паоло, и Ричард был благодарен ему за это.
Не смотря на плебейское поведение кузена, Дик был рад его видеть. Реджинальд Ларак был старше его на несколько лет, но проведённое вместе детство сблизило родственников как ничто другое. Наль был частью Надора, частью той прежней жизни, которой Ричарду так не хватало в Лаик. Простой, но такой дорогой человек, казался чуждым этому негостеприимному месту.
Дик обнял кузена, и тот растянулся в широкой улыбке. Невысокий, слегка отяжелевший, Наль был полон жизни и также искренне был рад его видеть, но Ричард не мог не заметить обеспокоенный взгляд, брошенный кузеном в сторону проехавших мимо них Берто и Катершванцев.
— Ты нашёл себе друзей в Лаик? — Спросил Наль, смешно забираясь на лошадь.
— Не одобряешь? — Дик притворно нахмурился.
Наль пожал плечами и направил лошадь к воротам.
— Кто я такой, чтобы осуждать своего герцога? — улыбнулся кузен.
Ричард рассмеялся старой шутке.
— Ведите, виконт!

* * *
Дом Августа Штанцлера в Оларии оказался богатым и вовсе не безвкусным. Дик отметил про себя дорогие ковры, ниши с вазами, мраморную лестницу. Конечно, кансилльер Талига мог позволить себе украшать своё жилище по своему желанию, но Ричарду вдруг стало неприятно. Отчасти от того, что его собственный замок в Надоре ни шёл ни в какое сравнение с этим сдержанным великолепием, отчасти от ощущения собственной здесь неуместности.
Ричард вздохнул, отгоняя неуместные мысли. Делать выводы было рано, и он позволил слуге проводить его к хозяину дома.
Эр Август встретил его в просторном, светлом кабинете. Дорогое кресло чёрного дерева, в тон ему большой стол, портрет королевы Алисы на стене, ещё одно кресло напротив, в которое Ричарда пригласили сесть. Он старался не озираться по сторонам, но не мог заставить себя отвести взгляд от строгой обстановки. Любому, оказавшемуся в этом кабинете, становилось ясно, что здесь обитает высокопоставленный и очень занятой человек.
— Здравствуй, Дикон, — голос эра Августа был мягким и хрипловатым, а покрытое морщинами отёчное лицо выражало радость. — Как ты поживаешь, мой мальчик? Ты очень вырос!
— Благодарю, эр Август, всё хорошо, — сдержано ответил Ричард.
— Налить тебе вина? — Спросил Штанцлер, и, не дожидаясь ответа, поднялся. — Как тебе живётся в Лаик?
— Всё хорошо, эр Август, — повторил Дик, принимая бокал.
Кансилльер вернулся в кресло и посмотрел на него всё с той же доброжелательностью.
— Рассказывай, что у вас там случилось? Я слышал, Арамона исчез.
Ричард кивнул, сообразив, что отмолчаться ему не удастся.
— Да, он пропал. На радость всем унарам. Поверьте, эр Август, он был очень неприятным человеком.
— Охотно верю тебе, Дикон, охотно верю. Доканал, наверное, тебя.
— Не то слово, — вздохнул Ричард. — Постоянно обвинял меня во всех бедах и… Эр Август, со мной уже говорили об этом после его исчезновения. Я рассказал всё, что знал. И про Сузу-Музу, и про Старую галерею…
— Люди Дорака? — Вопрос был риторическим. — Исчезновение капитана посреди учебного полугодия понаделало шуму в Олларии, но никто так и не выяснил, что там произошло. Хорошо, что в связи с этим они не выгнали тебя из Лаик.
— А они могли, эр Август? — Спросил Дик.
— Дорак может всё, Ричард, — с грустью ответил Штанцлер, — но тебе повезло. Как я уже говорил, кардинал зачем-то решил, что тебе нужно закончить Лаик.
— Эр Август, вы ничего не смогли выяснить?
— Поэтому-то я тебя и вызвал, Дикон. Нам надо поговорить о твоём будущем.
Дик против воли слегка подался вперёд. Пять месяцев неизвестности, прошедшие с их последнего разговора, казались Ричарду годами, а почти полтора месяца напряжённого ожидания и раздумий оборачивались вечностью. Именно сейчас он услышит то, чего ждал так долго.
— Дикон, ты знаешь, что я достаточно влиятельный человек, но мне тяжело тягаться в этом с Квентином Дораком. Я знаю, что ты молод и полон сил, знаю, как тебе было нелегко в Надоре и как тебе хочется отомстить врагам за отца…
Ричард задержал дыхание.
— На последнем совете кардинал настоятельно рекомендовал не строить планы на герцога Окделла.
— Что… Что это означает?
— Это означает, что Дорак всё же решил отправить тебя в Надор. Он не скрывал, что проводил в Лаик расследование в связи со вторым исчезновением. Как ты знаешь, отец Герман тоже пропал.
— И он считает, что я виноват в этом?!
Ричарда затрясло, обида и злость не давали продохнуть, а перед глазами плыло.
— Я ничего не сделал кардиналу! Он сам вызвал меня в «загон», а теперь отправляет обратно, обвинив в исчезновении священника?! — Наконец прокричал он.
— Дикон, успокойся, пожалуйста! — Штанцлер выставил руки ладонями вперёд. — Он не обвинял тебя напрямую.
— Это не имеет значения! — выкрикнул Дик. — Вы не понимаете, эр Август…
Да, кансилльер ничего не понимал. Он не слышал колокольного звона, не видел призраков, не отгонял выходца от угодившего в ловушку друга. Для него это политика! Всего лишь политика. Граф Штанцлер не был Повелителем, у него на шее не висело непонятное бремя, но был богатый дом в столице и высокая должность около королевского трона. Объяснять ему что-то было бесполезно, если не опасно.
Дик глубоко вздохнул и потёр глаза.
— Я понимаю, как для тебя это тяжело, но пока что ничего не могу сделать, Дикон. Вот, выпей.
Кансилльер налил ему бокал воды из стоящего на столе графина. Ричард осушил его залпом, и дышать стало легче. Первый запал иссяк, и пришло понимание глупости устроенной сцены.
— Не могу обещать, что ситуация изменится, но я постараюсь что-нибудь сделать для тебя. Возможно, ты сможешь отправиться служить в Торку. Ты же помнишь, твой отец тоже воевал там.
Ричард кивнул, понимая, что дальше придётся жить с тем, что есть. Обидное чувство внутри не хотело затухать, но он всё же смог взять себя в руки.
— Благодарю Вас, эр Август, но я поеду в Надор.
— Ричард... — начал было кансилльер, но Дик бесцеремонно прервал его.
— Я нужен в Надоре и поеду туда. Не беспокойтесь, эр Август, я справлюсь с этим.
Штанцлер грустно улыбнулся Ричарду.
— Надеюсь, мой мальчик, надеюсь.

* * *
С Эстебаном он столкнулся на выходе из конюшни. Тот вычурным жестом бросил поводья своего линарца конюху и ехидно улыбнулся Ричарду. Рядом с ним спешивался Северин. Дик, занятый своими тяжёлыми мыслями, не обратил на них никакого внимания, двинувшись ко входу в поместье. Уже почти стемнело, и в тусклом свете единственного фонаря, горевшего у входа, он различил ещё несколько спешивающихся унаров.
— Ричард! Какая встреча! — С притворной радостью провозгласил Эстебан, загораживая Дику путь. — А мы-то думали, Вы не вернётесь из города. Там так много искушений, не то, что в ваших… глухих местах.
Дик отрешённо подумал, что стычка с Эстебаном и его прихвостнями станет отличным завершением этого отвратительного дня. Предыдущие столкновения с этим унаром обычно заканчивались ничьей – Ричард сдерживался как мог, да и мощные Катершванцы, охотно играющие роль торкских дикарей, сводили на нет численный перевес противника. Однако, после встречи с кансилльером держать себя в руках рядом с этими навозниками было слишком тяжело.
— Не могу сказать, что рад Вас видеть, Эстебан, — ответил Ричард, пытаясь обойти нежданное препятствие.
— Вы дурно выглядите, Ричард. С Вами всё в порядке? — издевательский тон был первой каплей масла на погребальный костёр терпения Дика.
— Наверняка у нашего бледного герцога проблемы на личном фронте, — подхватил Северин. — Кэнналийцы такие непостоянные…
— Да, Ричард, вы бы хоть получше скрывались, — снова влез Эстебан. — Вряд ли Бонен потерпит подобное в Лаик.
Ричард совершенно не понимал, о чём идёт речь, и это бесило ещё больше, чем противная физиономия Эстебана.
— Не понимаю, о чём вы, судари, — он попытался сохранить хотя бы видимость спокойствия.
— О том, кто пробирается к Вам по ночам, конечно, — улыбнулся Северин. — Право же, вы могли хотя бы дождаться выпуска. Это так отвратительно… кэнналиец и Повелитель Скал, чей отец…
Картина, сложившаяся в голове у Ричарда, оказалась достаточно глупой. Он слышал о том, что некоторые мужчины совершенно не гнушаются плотскими утехами с молодыми мальчиками. Кажется, он даже читал, что в древние времена это считалось в порядке вещей. Но он и Паоло?! Дик мог бы рассмеяться в ответ на подобное предположение, если бы сегодняшний день оставил ему такую возможность. Сейчас же он жалел только о том, что дуэли среди унаров запрещены.
— Да как вы смеете… — начал он, готовый банально пустить в ход кулаки.
— Доброго вечера, судари, — как всегда предельно спокойный Валентин выплыл из темноты. — Вижу, у вас тут происходит весьма интересная беседа. Вы не против, если я и мои спутники присоединимся к ней?
Валентин действительно оказался не один. Рядом с ним, щеголяя улыбкой заправского разбойника, стоял Альберто, а Иоганн и Норберт как раз передавали своих лошадей слугам. Придд незаметно коснулся руки Дика, приводя того в чувство. Как ни странно, это подействовало на его горячую голову лучше ведра холодной воды.
— Что Вы, сударь, — Эстебан больше не улыбался, сверля взглядом Валентина. — Мы всего лишь хотели дать добрый совет Вашему другу.
Ричарду вдруг стало стыдно. Это он – Повелитель Скал и Щит, а спасать его приходится всем остальным. Дик пообещал себе по окончании Лаик изыскать способ вызвать Эстебана на дуэль.
— В таком случае, желаем Вам приятного вечера, - Альберто ухватил Дика за рукав и потянул ко входу. — Идём, Дик, а то ужин скоро.

* * *
Дик сидел за конторкой, спиной к двери, и пытался придумать, что делать дальше. Сегодня утром, в доме графа Штанцлера, он впервые по-настоящему почувствовал, что герцог Окделл, властитель Надора, Повелитель Скал и Страж Полуночи, не более чем разменная монета в руках таких людей, как Квентин Дорак. Конечно, он знал об этом и раньше – матушка и Эйвон постоянно твердили о подлости кардинала. Дома упоминание его имени приравнивалось к ругательству, и теперь Дик, как никогда понимал, почему.
Ещё несколько месяцев назад он отправил бы к кошкам и Дорака, и весь Талиг – Ричарду было достаточно его земель, где и так оставалось немало проблем. Но последние события перевернули его планы с ног на голову, и как бы он не убеждал себя, что вернуться в Надор необходимо, по всему выходило иначе. По дороге в «загон», почти полгода назад, он представлял себе, как гордо откажется от службы и пожелает вернуться в свои владения. Воспоминания о последнем разговоре с Эйвоном вызывали лишь горькую улыбку. Граф Ларак в конечном счёте оказался прав, не смотря на то, что основания для его правоты были несколько другими.
— Что-то случилось? — спросил Паоло, уже привычно заходя в келью Ричарда поздним вечером.
— Ничего неожиданного, — ответил Дик, поворачиваясь к нему.
— А выглядишь ты так, будто планируешь страшную месть.
Кэнналиец уселся на кровати напротив Ричарда и заломил бровь в немом вопросе. Был бы на месте Паоло кто-то другой, Дик, не задумываясь, отправил бы его к Леворукому.
— Ты уже знаешь, куда поедешь после Лаик? — Спросил он у кэнналийца.
Ричард был уверен, что у Паоло уже всё налажено в этом вопросе, как и у большинства в «загоне». Арно объяснил ему, что договорённости о службе обычно заключаются заранее родителями или сюзеренами унаров. В этом не было ничего особенного, и Дик понимал, что только его ситуация не предполагала такого исхода.
— Я думал об этом, — ответил Паоло неожиданно тихим голосом. — И в Кэнналоа я не поеду. Понимаешь…
Друг вдруг замолчал, и Ричард увидел на его лице неожиданную для его лёгкого характера решимость.
— Дик, я знаю, что он приходит. Слышу его прямо у порога.
— Он не войдёт, ты же знаешь!
— Знаю. Потому что ты здесь. Он не стучится, не пытается говорить со мной потому, что здесь ты, — кэнналиец тяжело вздохнул. — Я бы уже ушёл с ним. Поддался бы и ушёл.
— Даже не думай об этом! — Разозлился Ричард.
— До выпуска месяц. Сегодня я говорил с… Не важно, с кем. Я еду в Торку.
— В Торку?! Почему в Торку?!
— Не хочу везти это в Кэнналоа, — пожал плечами Паоло. — И не вздумай шутить, как бергеры!
Он улыбнулся, и эта улыбка оказалась страшнее медвежьего оскала. В ней чувствовалось столько звериной обречённости, что Дик невольно вздрогнул. Он слышал много о том, что сейчас творилось в Торке, и представить себе Паоло посреди войны никак не получалось.
— Мы сделаем то, что предложили Катершванцы.
У кэнналийца вырвался нервный смешок.
— Ричард… ты помнишь, что он сказал тебе тогда? Нельзя всех защитить, кем-то придётся жертвовать.
— Не тобой, — зло ответил Дик. — Кем бы эта тварь ни была, я не отдам ей никого из вас.
Они помолчали. Дик раздражённо сопел, злясь на кэнналийца. И это ещё его называют надорским упрямцем!
— А что ты? — решил сменить тему Паоло. — Куда собираешься ты?
— Давай не будем об этом сейчас, — вздохнул Ричард.
Мысли о собственной нелёгкой судьбе затмило беспокойство за друга.
— Дик, это не шутка, — Паоло замер в попытке потереть глаза. — Это не Эстебан и даже не Суза-Муза.
— Я и не шучу, — ответил Ричард. — Просто не будем об этом.
Кэнналиец сверкнул глазами, пугающе блестящими в отблесках свечей. В тот момент Ричард подумал, что Паоло всё понимает лучше него самого, но отмёл эту мысль как заведомо ложную.

@темы: ОЭ

---

"Два Повелителя"

Фандом: Отблески Этерны
Автор: Io Zimniy
Бета: нет, очень хотелось бы
Рейтинг: предположительно, R
Размер: понаписано уже на макси
Персонажи: Ричард Окделл, Паоло Куньо, Рокэ Алва и другие
Жанр: -
Отказ: всё Камше, мне просто грустно смотреть на канон
Саммари: Повелитель - не просто титул, а Ричард Окделл действительно твёрд и незыблем.
Предупреждения: ООС, AU и прочие страшные звери, альтернативный взгляд на магию мира, расхождения с фактами канона
От автора: автор в курсе, что у каждого третьего есть желание "всё исправить", просто надоело писать это "в стол". =) Критика приветствуется.
Статус: в процессе

Немного нечисти в Самайн.

Часть первая. Лаик (4)

~*~*~
В старой галерее было холодно, и Дик поудобнее устроился с кружкой вина, любезно предоставленного им Валентином.
Не присоединившийся к общему признанию Придд остался завершать шутку в одиночестве, и уж он-то постарался на славу, раздобыв для заключённых отменный ужин прямо с капитанского стола.
— За успех, — провозгласил Паоло, поднимая свою кружку.
Остальные присоединились к нему. Даже Катершванцы, не будучи в курсе заговора, довольно закивали.
В этот момент Дикон подумал, что они могли бы воевать вместе. Сидеть вот так же у огня, вспоминать прошедшие сражения, шутить и глотать касеру. Это было бы хорошим продолжением их дружбы. Каждый из них ступит на свою дорогу от дверей загона. Он отправится спасать Надор... но как было бы здорово!
— Дик, ты до скольких успел досчитать, пока этот боров не перестал распинаться? — спросил Арно.
— До четырёхсот, кажется, — улыбнулся Дик. — Всё представление пропустил.
— Зато сдержался, — встрял Берто. — Я следил за тобой, пока ты с ним разговаривал. Валентин, наверное, гордится.
— Моя понимать, что вы затеял эту красивую шутка, — изрёк Норберт. Он встал и начал по очереди жать руки всем участникам заговора. — Мы очень довольны, что вы такие молодцы!
Послышался громкий, мелодичный смех Паоло, Арно усмехнулся, явно довольный признанием своих заслуг. Ричард откровенно веселился. Он чувствовал облегчение от того, что его новые друзья так хорошо приняли Катершванцев, и гордился обоими бергерами, вовремя пришедшими на помощь в импровизированном спектакле для Арамоны. И не в последнюю очередь ему грел душу тот факт, что они сделали это абсолютно искренне. Для него, Дика, это значило невероятно много.
Его размышления прервал удивлённый вскрик, донёсшийся со стороны прохода.
— Что за происки Леворукого!
В сторону ругавшегося Берто повернулись все. Он стоял белый как мел и смотрел в конец галереи. Из темноты мягко лился зелёный свет. Остальные удивлённо стали всматриваться в дальний конец галереи, но первый удар колокола заставил вздрогнуть всех, даже Катершванцев.
Ричард не верил своим глазам. Им навстречу шла процессия, участники которой слегка светились холодным бледно-серым сиянием, и клубы призрачного зелёного тумана стелились по камням коридора под их ногами.
— Скорее, прячемся! — зашипел на всех Паоло и схватил Дика за руку, увлекая в нишу за камином.
Под несмолкающий колокольный бой призрачные фигуры ровным строем проплывали мимо затаившихся унаров. Каждый из призраков держал в руке свечу, горевшую тусклым зеленоватым пламенем. Первым шествовал старый аббат, за ним попарно проходили другие. Каждый из присутствующих тут же вспомнил о легендах, ходивших о бывшей танкредианской церкви и её призраках. За монахами последовали мирские. Кто в доспехах, кто в колетах, по двое, и Ричард находил знакомые черты в каждом. Взгляды, устремлённые вперёд, были полны тревоги и в то же время какой-то непонятной упрямости, словно для каждого из них это был последний путь.
Дик резко вдохнул и только сейчас осознал, что не дышал всё это время. В воздухе распространился отвратительный запах гнили, перемешавшийся с пылью и затхлостью. Он заполнил собой пространство старой галереи, пропитывая всё, до чего мог дотянуться. Дик зажал нос и рот рукой, и тут же снова перестал дышать вовсе – последнего призрака он знал не по наслышке и не по книгам. Они не виделись пять с лишним лет, но Ричард никогда не забудет этого лица.
Первым порывом было сорваться с места и схватить отца за рукав. Удержать, остановить, не дать раствориться в стене галереи. Дик с трудом сдержался. Отец на своём месте, и это – его, хоть слепой, но всё же выбор. А ещё Дик знал, что ни в коем случае нельзя прикасаться к призракам. Ни за что.
Арно, жавшийся к стене рядом, положил ему руку на плечо.
— Не надо, — одними губами проговорил он.
Дик кивнул, глядя в след удаляющемуся отцу. Иначе случиться и не могло. Все действия имеют свои последствия, и действия Эгмонта Окделла не стали исключением. Внутри бушевала необъяснимая горечь, словно ему только что предъявили доказательства страшного предательства самого близкого человека. Нет, Ричард никогда не питал иллюзий в отношении отца, наблюдая последствия его решений в Надоре, но сейчас мысли были далеки от родной земли. Что-то гораздо более серьёзное, более важное было затронуто, разбуженное мерными ударами призрачного колокола. Резкий, отвратительный звон навсегда врезался в память, терзая внутренности и поселяя странное беспокойство в душе.
Призрачная процессия скрылась в глухой стене галереи. Бледный свет медленно угас, словно впитавшись в старые стены. Повисла тишина, прерываемая лишь дыханием друзей, а Дик всё никак не мог оторвать взгляд от прохода.
Мертвецы в легендах всегда оказывались вестниками грядущего. И ему, Ричарду Окделлу, остаётся лишь встретить это грядущее так, как и должно Повелителю Скал.

* * *
Первым в себя пришёл Берто. Он вылез из ниши, разминая затёкшие в неудобном положении ноги.
— Что это, Леворукий побери, было? — поглядывая в сторону стены, за которой исчезли призраки, спросил он.
— Ничего хорошего, — ответил Паоло и повернулся к Дику. — Ты в порядке?
— Угу, — Ричард резко выдохнул, приходя в себя, и выбрался из ниши.
Катершванцы уже зажигали свечи. Четыре, как и положено в таких непростых ситуациях. Паоло откупорил бутыль с вином и, поморщившись, принялся разливать по кружкам.
— Надо оставить, — попросил Иоганн. — Полить немного на свечи надо.
Дик не увидел удивления на лице Паоло, но почувствовал собственное. Он никогда не считал торкских «дуболомов» недалёкими, но и не ожидал, что те знакомы с древними традициями. Арно брызнул несколько капель на свечи, и те слегка заискрили.
— Правильный напиток, — довольно кивнул Норберт.
Свечи также расставили в правильном порядке, учитывая стороны света и время года. Ричард пристроился с северной стороны. Иоганн и Норберт - с западной. Арно взял себе восток, а Паоло и Альберто – юг. Ричард пожалел, что среди них не было Валентина. Ему было бы интересно посмотреть, как Придд отреагирует на столь явное проявление «языческой ереси».
— Пусть Четыре Волны будут уносить злые проклятия ото всех нас, сколько б их ни наделали, — произнёс Норберт.
— Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было, — подхватили Паоло и Альберто.
— Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни было, — это уже Арно.
— Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было, — завершил Ричард и залпом осушил свою кружку.
Немного полегчало, и галерея показалась чуть более дружелюбной, чем несколько минут назад. Они устроились кругом, прижимаясь друг к другу плечами. Ощутимо дуло откуда-то из прохода, и всем хотелось погреться.
— Паоло, — Альберто вдруг резко дёрнул друга за рукав. — Что с рукой?
И действительно, по безымянному пальцу Паоло бежала струйка крови, окрашивая ноготь мизинца и уходя вниз.
— Царапина, — отмахнулся от него кэнналиец. — Пора бы нам уже выбираться отсюда. Холодновато становится. Арамона, конечно, дурак непроходимый, но и мэтр уже мог бы постараться.
— Думаешь, что-то случилось? — спросил Арно.
Паоло покачал головой.
— Нет, просто мне тут не нравится.

* * *
Ричард неотрывно смотрел на тёмную полоску крови на пальцах Паоло. Что-то очень беспокойное грызло его изнутри. В детстве он много читал о старых поверьях – ещё до смерти отца книг в библиотеке было много, и их особенно не разбирали на «угодные» и «неугодные», - много общался с надорцами, слушал сказки старой Нэн. Этого было вполне достаточно, чтобы кое-что понимать в старых ритуалах, но ощущение беды, наступление которой возвещал старый колокол сегодня ночью, ничем объяснить было нельзя. Словно что-то внутри него предупреждало о грядущем. Словно что-то внутри него знало всё гораздо лучше, чем он сам. Дурные мысли, дурные знамения, но не замечать их нельзя. Слишком хорошо он помнил отъезд отца из Надора и помнил, чем это закончилось.
Вино слегка согрело тело, и Ричарда поклонило в сон. Катершванцы уже рассказывали свои чудесные истории о далёкой Торке, смешные и остроумные, но Дик не слушал. Перед глазами мелькали расплывчатые образы: смеющийся отец, холодные, но такие родные стены Надора, шпага выпадает из руки на тренировке, выбитая ловким ударом капитана Рута, один из охотников с улыбкой протягивает ему флягу надорской медовухи – держите, тан Ричард, согревайтесь! – огромный волкодав, Барас, срывается с цепи, преграждая дорогу отцовскому коню…
За этими знакомыми, бережно хранящимися в памяти, образами поплыли другие, и Ричард заворочался во сне, стараясь вырваться из сжимающегося кольца видений. Невероятно яркий взгляд синих глаз промелькнул резкой вспышкой, удар шпаги, стремительный, неотвратимый – не уклониться. Бокал падает на дорогой морисский ковёр, и вино разливается по нему кровавой лужей. Прощальные осколки в камине – да здравствует герцог Окделл! И так душно и медленно, словно в меду, под палящим солнцем на площади Святого Фабиана, отчего-то похожей на большую чёрную воронку, неспешно засасывающую в тесную глубину источающего гнилой запах болота. Он дёргается, кривит губы, но слышит лишь обрывки собственной речи, поглощённый наблюдением за огромной трясиной: «…мой бой, его честь – моя честь, его жизнь – моя жизнь…» Где-то в высоте, над всей этой мерзостью, громко кричит птица, обнимая крыльями застывшее в зените солнце. Запах гнили становится почти не выносимым, и он прерывает свою речь, закашлявшись. Дышать практически нечем, так душно, так медленно. Уже на грани потери сознания послышался знакомый властный голос, родной и очень далёкий:
«Помни, Скалы – щит Кэртианы, и ты – Повелитель их…»
В голове снова ударил ненавистный колокол, и Ричард тотчас открыл глаза, резко вбирая в себя холодный и затхлый воздух Старой галереи. Дышать! Дышать и действовать!
Свечи уже догорали, и в их скудном свете лица спящих друзей казались замершими масками. Он пошарил в темноте, отыскивая нож, и с его помощью оторвал более-менее ровную полоску от своего унарского одеяния. Его панические действия перебудили остальных.
— Дик, ты чего? — пробормотал Арно, наблюдая за лихорадочными, рваными движениями Ричарда.
— Перевязать надо, — слова давались тяжело, он словно выталкивал их из себя. — Беда будет.
— Беда будет, — согласился Арно, — но не сейчас. Спи, пока можно…
— Нельзя, — коротко ответил Дик и, отбросив нож в сторону, подобрался к Паоло.
Кэнналиец нахмурился и попытался сопротивляться, но Дик как мог замотал его руку, скрывая глубокую, уже начавшую подсыхать царапину. Он чувствовал – не поможет, но большего сейчас сделать не мог. Да и как оно выглядело, это большее, сказать затруднялся.
— Не смей снимать, — приказал он.
— Хорошо, матушка, — улыбнулся кэнналиец, поправляя повязку поудобнее.
В этот момент дверь в галерею скрипнула, и на пороге показался бледный как полотно отец Герман.
— Что тут творилось?! — переполошённый олларианец осматривал компанию бешеным взглядом.
— Ничего, отец Герман, — Альберто тут же взял на себя роль парламентёра. — Здесь очень уютно, как вы считаете?
— Что вы видели?! — не унимался священник.
— Мы спали, святой отец. Спали и ничего примечательного не видели. Вы пришли забрать нас?
Отец Герман по очереди поднёс свечу к каждому из заключённых, затем облегчённо произнёс:
— Хорошо. Хорошо, что с вами всё в порядке. Идёмте, вам здесь не место.
Священник приоткрыл дверь, выпуская узников.
— Мы будем навещать господина капитана? — решился спросить Иоганн, когда они сонным маршем уже шли по коридору.
— Сейчас вы идёте спать, — ответил Герман. — А утром мы поговорим с вами. С каждым по отдельности.
Вскоре они дошли до унарского крыла. Олларианец проследил, чтобы каждый оказался в своей «келье». Ричард слышал, как он что-то бормочет себе под нос. Святой отец выглядел неважно, и, как и они все, нуждался в отдыхе. Вот только ему, Ричарду, отдых сегодня не грозил.
* * *
Как только отец Герман ушёл, и звук его шагов стих в коридоре, Ричард вскочил с кровати. Он взял несколько свечей из тумбочки, зажёг одну из них и вышел из комнаты. Нужную «келью» он нашёл достаточно быстро, успев приметить её ранее.
— Паоло, — позвал Дик, подсвечивая себе в темноте.
Кэнналиец сидел на своей кровати. Вид у него был крайне удивлённый.
— Ты из-за этой царапины, что ли? — Догадался он. — Да забудь ты про неё!
Дик зажёг от одной остальные три свечи и устроил их на тумбочке. Беспокойство, разбудившее его в Старой Галерее, не унималось, и он уселся на кровать рядом с Паоло.
— Не могу, понимаешь, — наконец ответил он. — Ты можешь мне не верить, можешь назвать придумщиком и попытаться выгнать. Вот только я не уйду. И ты никуда отсюда не выйдешь.
— Что, никогда? — притворно ужаснулся Паоло, снимая сапоги и забираясь на кровать с ногами.
Ричард не ответил. Он не знал, как объяснить кэнналийцу вещи, которые не мог объяснить сам себе. Только нехорошее предчувствие не уходило, упорно стучась в его усталое сознание.
— Послушай, Дик, — не дождавшись ответа снова заговорил Паоло. — Я никуда не собираюсь отсюда уходить. И в мыслях не было. Вот поспать бы не отказался. И если ты собираешься всю ночь тут сидеть…
— Собираюсь, — упрямо подтвердил Ричард.
Он твёрдо встретил удивлённый взгляд однокорытника. Сейчас, как никогда, Дик ощущал правильность своего решения, хоть и не мог объяснить, как пришёл к нему. Так человек видит будущий рисунок, лишь глянув на куски мозаики. Так охотник за секунду до выстрела понимает, попадёт ли он в цель. Так произносятся страшные клятвы и принимаются тяжелые решения. Ричард Окделл знал об этом только понаслышке или из старых книг, полагая красивым авторским описанием. Теперь, после последнего удара призрачного колокола, он познал это чувство в себе. И не собирался отступать.
— Спасибо, — вдруг произнёс Паоло, и с его лица разом слетела вся его постоянная беззаботность. — Не ожидал, что ты так серьёзно отнесёшься. Нам говорили, что Люди Чести те ещё снобы, а ты вроде ничего…
И снова лукаво улыбнулся. Дик подозревал, что даже клятву будущему эру Паоло будет давать с этим озорным выражением лица, словно это не он попал в услужение на три года, а выбравший его господин заочно влип во все проделки кэнналийца одновременно. Эта мысль заставила Ричарда улыбнуться. Паоло нравился ему. Лёгкий, вёрткий, совершенно безрассудный, он не поддавался предубеждениям и не пытался испытывать его, как это поначалу делали все, лишь сообразив, кто перед ними. Кэнналиец просто обрушивал на него всю свою неуёмную энергию, заражая весельем.
— Я, может, и ничего. А за остальных говорить не буду, — буркнул Ричард. — Лучше скажи мне, что ты думаешь обо всём этом.
— О чём? О Людях Чести?
— Нет. О призраках.
Паоло вздохнул. Снова накатившая на него серьёзность могла оказаться очередной уловкой, но Ричарду было всё равно. Важным сейчас казалось не заснуть, а в сон клонило невероятно. Он потёр глаза, разгоняя усталость.
— Про них многое рассказывали. По слухам, это призраки танкредианских священников, перебитых здесь во времена пришествия Франциска. Танкредианцы резко отвергали власть Оллара и вели себя достаточно бесцеремонно. Во время насаждения олларианства они отказались покидать Талиг, и орден был вырезан подчистую. И теперь их не нашедшие покой души бродят по коридорам этой Создателем забытой дыры и пугают унаров. Не знаю, видел ли кто-то ещё нечто подобное. Я слышал от отца, что они поодиночке появлялись. Но так чтобы все сразу…
— Там не только священники были. Ты сам видел.
— Видел, — кивнул Паоло. — Только лучше будет, если об этом никто не узнает.
— Ты видел там кого-то из своих родственников? — спросил Дик.
Паоло не успел ответить. Тяжёлая дверь комнаты с протяжным скрипом открылась. В темноте за порогом стояла высокая, тонкая фигура отца Германа.
* * *
Оба унара тут же оказались на ногах.
— От… — начал было Паоло, но Ричард резко оборвал его.
— Молчи!
Олларианец смотрел на них своими огромными карими глазами на бледном лице. Его чёрное одеяние сливалось с темнотой коридора, отчего казалось, будто священник медленно растворяется в ней. Ричард почувствовал лёгких запах гнили, уже знакомый по Старой галерее.
— Могу я войти? — хриплый голос резко отличался от того испуганно звонкого, что был у священника всего несколько часов назад.
— Нет, — ответил Ричард настолько твёрдо, насколько мог. — Уходите, святой отец.
— Ричард, ты что? — взвился на него Паоло. — Конечно…
— Не приглашай его! — снова оборвал его Дик. — Он за тобой пришёл. Так ведь, святой отец?
Священник кивнул и перевёл взгляд на Паоло. Попыток войти в комнату он пока что не делал.
— Мне нужно уехать. Вы отправитесь со мной.
Внутри у Ричарда всё замерло и похолодело от ужаса. Легко говорить, что будешь спасать, когда не видишь этого отрешённого взгляда. И даже не знаешь, что делать. Его никто не учил прогонять выходцев. Но его учили бороться со страхом.
— Зачем мне куда-то ехать? — тем временем спросил кэнналиец.
— Так надо, — просто ответил отец Герман. — Впустите меня, и я всё объясню.
Ричард заставил себя сделать несколько шагов до тумбочки и взять свечи. По две в каждую руку.
— А сами вы войти не можете? — прищурился на олларианца Паоло.
— Знаете же, что не могу! — вдруг взбесился выходец. — А вам уже поздно прятаться!
Словно в доказательство сказанного, отец Герман дернулся и слегка пошатнулся.
Вот так. Теперь эта тварь будет преследовать Паоло, пока не уведёт с собой. Ричард чувствовал замешательство друга. Он слышал, что те, за кем приходят выходцы, часто уходят с ними по доброй воле. Но отец Герман не был кэнналийцу ни родственником, ни другом. Между ними только пролитая кровь в Старой галерее. Кровь… Дик вспомнил отца со свечой в руках, и внутри неожиданно возникла горькая злоба.
«Закатных кошек он получит, а не Паоло!»
— Пошёл отсюда! — зло бросил Ричард, подходя к двери и вставая прямо перед лицом олларианца.
Паоло тут же подскочил, положив ему руку на плечо. Дик скинул её одним движением.
Огромные карие глаза священника уже обрели зеленоватый огонёк, напомнивший о болотах Ренквахи. «Вот так тебя и затянет. И не заметишь. Как отца... Тварь! Какая же тварь!»
Злоба внутри уже горела огнём, костром посреди заледеневших скал. Дика трясло, но он заставил себя раскинуть руки в стороны, загораживая собой друга.
«Если всколыхнуть камни, они придут в движение. Кости земли тяжелы и прочны. А сколько людей погибают под завалами по весне…»
— Не на того вы нападаете, Повелитель Скал. — Прошептал выходец. Их разделяло всего полшага, и Ричард чувствовал тошнотворный запах. — Стоящие за твоей спиной не всегда будут рядом. Однажды ты обернёшься и увидишь позади себя пустоту. Что ты будешь делать тогда? Всех невозможно спасти, кем-то придётся жертвовать…
Но Дик уже не слушал.
— Пусть Четыре Волны смоют Зло, сколько б его ни было! — громко произнёс он прямо в худое, мертвецки бледное лицо. — Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было…
Ричарда мутило от удушливого запаха. Сознание словно заволокло непроглядным зелёным туманом, и тут он услышал у себя за спиной голос Паоло:
— Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни было.
Свеча выпала из руки и покатилась по полу. Уже на грани потери сознания он услышал последние слова заговора, произнесённые незнакомым мужским голосом:
— Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было.

~*~*~

@темы: ОЭ

---

"Два Повелителя"

Фандом: Отблески Этерны
Автор: Io Zimniy
Бета: нет, очень хотелось бы
Рейтинг: предположительно, R
Размер: понаписано уже на макси
Персонажи: Ричард Окделл, Паоло Куньо, Рокэ Алва и другие
Жанр: -
Отказ: всё Камше, мне просто грустно смотреть на канон
Саммари: Повелитель - не просто титул, а Ричард Окделл действительно твёрд и незыблем.
Предупреждения: ООС, AU и прочие страшные звери, альтернативный взгляд на магию мира, расхождения с фактами канона
От автора: автор в курсе, что у каждого третьего есть желание "всё исправить", просто надоело писать это "в стол". =) Критика приветствуется.
Статус: в процессе

Часть первая. Лаик (3)

не бечено

~*~*~

Неделей позже Дик сидел в библиотеке. Пыль книг и холод камней успокаивали его, даря ощущение застывшего времени. За последние дни капитан не раз и не два с особым удовольствием напоминал Ричарду о том, что ему здесь не рады. Он придирался к нему на каждом шагу, гонял за инвентарём на уроках фехтования, заставлял есть стоя и даже потребовал выучить устав Лаик наизусть. Ричард терпел, в очередной раз призывая на выручку спокойствие горных цепей и безразличие каменных глыб на обочинах дорог Надора. Но последней каплей стал приснопамятный урок истории словесности и довольная рожа ненавистного Свина, наблюдавшего, как Дик, сжимая кулаки, рассказывает о восстании своего отца. Всё так, как было написано в новеньких исторических трудах. Он ничего не упустил, ни одного факта.
Ричард прекрасно знал эту историю, слышал от разных людей, предвзятых и не очень. Он сам много раз проигрывал в голове основные сражения, сидя над картами и пытаясь понять, был ли у отца шанс на победу. Но рассказывать об этом перед Арамоной – да даже перед унарами – было неприятно. Конечно, они ждали, что он сорвётся, что будет краснеть и мямлить, что он расплачется или просто откажется говорить. Не дождались! Потому что он – Повелитель Скал, а не какая-нибудь шваль, решившая, будто бы у неё есть власть.
Дик перевернул страницу очередной книги по землеописанию, вчитываясь в строчки и представляя себе величие Саграны, воспетое автором. Он почти дочитал главу о местной фауне, когда услышал приближающийся звук шагов.
Ричард оторвался от книги и встретился с холодными глазами на абсолютно каменном лице.
— Я не помешал? — вежливо поинтересовался Валентин.
— Нисколько, — слегка удивлённо ответил Дик. — Я читал о Сагране.
Валентин опустился на жёсткий стул напротив.
— Не слишком ли поздно для Саграны? — полюбопытствовал он.
— Не слишком, — Ричард успел взять себя в руки. Не так часто с ним заговаривали другие унары, и он не привык к подобному вниманию. Исключения в этом вопросе только подтверждали устоявшиеся правила. — Вы хотели о чём-то поговорить?
— Именно, — кивнул Валентин. — Я хотел поблагодарить вас. Признаться, не ожидал, что Арамона будет в таком бешенстве. Он буквально превзошёл сам себя.
— Тут вы совершенно правы, он действительно перешёл все границы. Но я не совсем понимаю, к чему вы клоните.
— К тому, что вам удалось перенести его приступ дурного настроения и, насколько я могу судить, без особых потерь. Скажу вам откровенно, мне это понравилось. Вы хорошо держитесь.
— Вам понравилось? — усмешка вышла кривая, зато очень искренняя. — Вы и сами прекрасно понимаете, что он придирается ко мне не потому, что считает Сузой-Музой. Ему удобно, чтобы я им оказался.
Валентин молчал, рассматривая Ричарда в пламени свечей. Его весьма заинтересованный взгляд побуждал Дика продолжать, и тот продолжил:
— По общему мнению, бытовавшему во все времена, сын мятежника должен вырасти и стать мятежником. Особенно, если мятеж был подавлен. Мной может двигать желание отомстить. Или желание продолжить дело отца. Это не так уж и важно. Мне всё равно, что думает Арамона. Только…
— Только что? — Валентин слегка подался вперёд, и это не ускользнуло от внимания Дика.
— Только мне не нравится, что меня травят ни за что, — выдохнул Ричард, словно прыгая в какой-то омут.
Всё. Слова произнесены. Ругать себя за несдержанность уже бессмысленно. Как и бессмысленно идти назад.
— Что же. В таком случае могу вам посоветовать задержаться в библиотеке ещё и завтра. Как я понимаю, у вас ещё много непрочитанных книг.
Ричард кивнул, всё ещё не веря в собственное безрассудство.
— Книг много, вы правы. Но, кажется, нам пора идти. Уже слишком поздно, а Сагранна подождёт до следующего вечера.
Ричард провёл Валентина своей излюбленной дорогой, проходящей через тёмные коридоры. Весь путь до комнат они молчали и так же вежливо разошлись у дверей. Дик отправился спать с ощущением какой-то шальной свободы, обещающей при этом большие неприятности. Впрочем, что может быть неприятнее того, что уже творит капитан Лаик?

* * *
Следующим вечером Ричард всё так же сидел в библиотеке. На этот раз он не стал зажигать много свечей, оставив достаточно света лишь для чтения. Внутри всё рокотало в предвкушении чего-то необычного, строки плыли перед глазами. Он чувствовал, что сейчас делает какой-то сложный выбор, но не мог в полной мере объяснить, какой и к каким последствиям он приведёт. Лишь понимал, что ступил на шаткую почву, и в любой момент может начаться обвал. Похоронит ли он под собой Повелителя Скал, зависит лишь от его, Дика, осторожности.
Вскоре в библиотеку бесшумной тенью вошёл Валентин. Он был всё так же небрежно официален. Ни одно лишнее движение, ни один мускул на лице не выдавал беспокойства. Только глаза, непривычно живые, говорили о заинтересованности в происходящем. Дик коротко кивнул ему и закрыл книгу.
— Рад, что вы последовали моему совету, — произнёс Валентин вместо приветствия.
— Посмотрим, насколько он окажется полезен, — в той же манере ответил Ричард, пытаясь не показать нервозность.
— В таком случае нам стоит поторопиться.
Ричард быстро убрал книгу на полку и задул все свечи, кроме одной. Они вышли из библиотеки в темноту ночного Лаик. Тут же взгляды десятков глаз оживающего по ночам поместья впились в них в немом ожидании. По спине Дика пробежал лёгких холодок.
Дороги, которой вёл его Валентин, Ричард не знал. Несколько раз они повернули в совершенно неожиданных местах, где, казалось бы, и не было прохода, и оказались в узком коридоре. Лаик – удивительное место. С виду кажется не слишком большим, однако внутри похоже на настоящий лабиринт. Дик не раз задумывался, кому понадобилось возводить столь запутанное строение.
Шедший впереди Придд вдруг резко развернулся, и удивлённый Ричард чуть не налетел на него, едва успев остановиться.
— Не передумали? — быстро спросил Валентин.
Мысль о том, что его сейчас могут просто подставить, пролетела в голове, но Дик отмахнулся от неё. Так или иначе, его персональный закат должен был закончиться.
— Нет, - слегка нахмурился Дик. — Пока вы не дали мне повода.
Валентин кивнул, явно удовлетворившись ответом и, развернувшись, осторожным шагом двинулся дальше.
Наконец они оказались у неприметной двери, располагавшейся в коротком тупиковом ответвлении коридора. С виду это можно было бы принять за кладовку или иное хозяйственное помещение, но за дверью оказалась небольшая комната, вроде тех «келий», которые выделяли для проживания унаров.
Внутри было тепло и неожиданно светло. Несколько свечей, расставленных по тумбочкам у всех четырёх стен, ещё несколько на столике в центре комнаты. Окон в комнате не оказалось. Напротив столика, на некотором удалении от стены, располагался старый потёртый диван. Ещё несколько стульев стояло в разных частях комнаты, создавая впечатление беспорядка.
Всмотревшись в лица присутствующих, Ричард с удивлением узнал в них своих однокорытников. Паоло удобно устроился на диване, сняв сапоги и положив ноги на колени Альберто. Тот, откинувшись на спинку, что-то вполголоса говорил Арно, расположившемуся на стуле рядом. На столике, рядом со свечами, стояло несколько бокалов вина.
— Привёл, — сообщил Валентин, плотно закрывая за собой дверь.
Паоло тут же уселся, опустив ноги в сапоги. Альберто кинул быстрый взгляд на дверь, а Арно кивнул в сторону свободных стульев.
— Присоединяйтесь! Мы как раз обсуждаем детали предстоящего развлечения и несколько разошлись в вопросах тактики. Паоло утверждает, что…
— Не торопись, — остановил его Придд. — Как ты мог заметить, у нас гость. И его необходимо ввести в курс дела.
Ричард рассматривал своих однокорытников, повернувшихся к нему с неожиданной стороны. Такие собранные и отстранённые на занятиях, здесь они явно чувствовали себя расслабленно, словно уже много раз вот так собирались, долгими ночами придумывая остроумные шутки и разрабатывая сложные планы. Да ведь так и было, пока он, Дик, делал свои зарубки на досках кровати, считая дни до желанной свободы! Пока он проваливался в чеканные строки книг, прячась за ними, словно за невидимой стенкой. Пока разгонял бессонницу мечтами о восстановлении Надора. Впрочем, как и всегда, с выводами Ричард постарался не торопиться.

* * *
Дверь снова отворилась, и в комнату вошёл высокий человек в тёмном одеянии, висевшим на нём мешком. Он закрыл дверь и откинул с лица широкий капюшон. Прямые светлые пряди, выбившиеся из конского хвоста, упали ему на лицо, и Дик тут же узнал вошедшего. Мэтр Шабли окинул присутствующих цепким взглядом.
— Всё тихо, можно начинать, — произнёс он хрипловатым голосом и уселся в стоявшее у одной из стен старое кресло.
Все тут же повернулись к нему, и на их лицах отразилась готовность внимать словам мэтра.
— Для начала хочу сказать, что рад видеть вас здесь, Ричард, — начал Шабли, посмотрев на Дика. — Откровенно говоря, я не думал, что ты решишься на такой ход, учитывая отношение к тебе в Лаик. Нам всем в последнюю неделю было нелегко, но тебе было труднее всего. И ты прекрасно справлялся с этим.
Остальные согласно кивнули, переводя взгляды на Ричарда.
— Да, ты молодец, Дик! — вполголоса воскликнул Арно. — Не знаю, кто тебя научил такой выдержке, но Арамона по ночам собственную подушку жуёт от злости!
— Унар Арно, позвольте мне продолжить, — будто на занятии попросил Шабли. — Надеюсь, вы понимаете, Ричард, что теперь тебе надо быть вдвойне более осторожным, чем прежде. Валентин передал мне твои слова, и я рад, что среди нас оказался столь рассудительный молодой человек.
Ричард улыбнулся, довольный похвалой. Ему нравился мэтр, и теперь у него будет возможность ещё и общаться с ним вне уроков. К тому же столь высокая оценка его способностей от, в сущности, не заинтересованного в его жизни человека, порадовала Дика ещё больше.
— Мне кажется, у тебя есть немало вопросов о деятельности нашей маленькой подпольной организации, и, предвосхищая их, я расскажу о ней вкратце. — Мэтр оглядел всех присутствующих, словно, как в классе, собирался рассказывать о какой-нибудь войне и снова перевёл взгляд на Ричарда. — Известный тебе граф Суза-Муза существовал ещё до того, как Лаик стало местом обучения молодых дворян. Строго говоря, его, с позволения сказать, личность никак не связана с этим поместьем. Из того, что мне удалось найти в дневниках и записках людей, живших в разные временные периоды, Суза-Муза появился в последние годы предыдущего круга. Первое упоминание о нём прошло вскользь в письме одного торговца, жившего в те годы в Кабителе. Второе упоминание найдено мною в дневнике одного из олларианских священников, писавшего о первых годах правления Франциска. Это был весьма не лестный отзыв, но, тем не менее, это тоже можно считать свидетельством. Ещё одно упоминание обнаружено в старых архивах почти двухсотлетней давности, когда в столице возникли проблемы с Двором Висельников, и дело едва не дошло до бунта. Как и сейчас, это были не более, чем мелкие проделки, призывающие обратить внимание на страдания народа. Традиция закрепилась, и в разные годы разные люди, а иногда и группы людей, брали на себя дело Сузы-Музы, дабы попытаться хоть как-то восстановить человеческую справедливость, в разрез с которой так или иначе иногда идут власть имущие. Теперь этот титул принадлежит нам. Как ты мог заметить, мы уже немало сделали, чтобы намекнуть капитану о недопустимости его поведения. Конечно, всё это были лишь шутки и пакости, но, поверь мне, капитану Арамоне они попортили немало крови и предотвратили несколько его глупейших задумок в отношении тебя и ещё кое-кого из унаров. К тому же, они немало повеселили твоих однокорытников, сделав их жизнь здесь несколько интересней.
Ричард было хотел спросить про эти задумки, но мэтр перебил его.
— Не спрашивай меня, каких. Это не столь существенно. Я думаю, ты уже понял, что в отношении тебя у капитана были особые распоряжения. От кого, не знаю. Но он как-то обмолвился об этом при разговоре с отцом Германом, и я услышал. Позже некоторые из унаров были неприятно удивлены таким отношением к тебе, а также совершенно невменяемым поведением капитана. В сущности, здесь мы боремся именно с этим, и сейчас как раз подходит время для заключительной шутки.
— Почему для заключительной? Неужели вы решили убить его? — удивился Дик.
Мэтр тихо рассмеялся. Остальные тоже повеселели, и Дику показалось, что он сказал что-то не то.
— Нет, убивать его никто не планирует. Никто из нас, во всяком случае, — уверил его Шабли. — Скоро начнётся заключительный этап обучения унаров, и, поверь, вам будет совсем не до шуток. Однако это не означает, что Суза-Муза исчезнет. В следующий раз он появится именно там, где будет нужен. И будет делать всё, чтобы поддержать моральный дух угнетённых.
— За угнетённых! — Паоло картинным жестом отпил вино из своего бокала.
Ричард ничего не знал о других «угнетённых», но идея ему понравилась. От этого веяло старыми сказками и приключениями благородных рыцарей прошлого. И ещё напоминало ему о Надоре и о том, что происходит там. Суза-Муза тут вряд ли был бы полезен, но Шабли навёл Ричарда на замечательную мысль…
Осознав, что отвлёкся, Дик снова стал вслушиваться в слова мэтра, который уже переключился на обсуждение плана предстоящего мероприятия.

* * *

Спустя несколько дней Ричард стоял перед зеркалом в своей «келье» и смотрел на собственное отражение. Крепкий, высокий юноша, твёрдый взгляд, уверенная осанка истинного эория. Жалкое унарское одеяние, более подходящее священнику, нежели молодому аристократу только подчёркивало правильные черты его лица. Странно, что раньше он не замечал всего этого.
— Ты выстоишь, — произнёс он одними губами, заглядывая отражению в глаза.
Рискованность разработанного плана очередной шутки слегка беспокоила Дика. Изначально план рассчитывался на пятерых, но Ричард, ободрённый мэтром, настоял на своих изменениях. С точки зрения здравого смысла то, что он предложил, было полнейшим безумием, и Ричард понимал, что в какой-то момент придётся импровизировать на ходу. Лишь бы всё прошло успешно.
Он отвернулся от зеркала и ещё раз придирчивым взглядом окинул комнату. Банка рыбьего клея между кроватью и тумбочкой, не до конца закрытый ящик с печатью и пузырьком настоя кошачьего корня. Всё на месте и зоне относительной видимости. Ровно настолько, что можно было бы предположить, что эти вещи оказались здесь по чьему-то злому умыслу. Ричард спокойно выдохнул и вышел из «кельи», притворив за собой дверь.
По дороге в обеденную залу он встретил Валентина, подавшего знак, что всё идёт по плану. Его невозмутимость несколько успокоила Дика. Они на удивление хорошо сработались за последнее время. Валентин оказался превосходным собеседником, остроумным и вдумчивым, и они с Ричардом часто сидели в библиотеке допоздна, обсуждая исторические труды или поэзию. Валентин много знал и всегда был готов прочитать лекцию на затронутую тему. Никто из них не горел желанием касаться личных вопросов, и это делало едва начавшуюся дружбу вдвойне более ценной.
Остальные оказались не менее приятными людьми. Лёгкий и весёлый Арно, изобретательный Паоло, проницательный Альберто и, конечно же, мудрый и рассудительный мэтр Шабли. Дик в тайне благодарил судьбу за новых друзей, и лишь надеялся на то, что дружба с ним не причинит им серьёзного вреда – он ни на минуту не забывал, что оказался тут не случайно.

* * *

Зрелище висевших на орденской цепи панталон капитана Арамоны впечатляло. Устроившись среди своих однокорытников, Дик оценивающим взглядом осматривал совершённое его друзьями непотребство. Крайне изобретательно совершённое, стоит признать. Расстояние до пола приличное, снизу добраться было бы трудно. Интересно, чья это работа? Тут нужен кто-то высокий и при этом очень ловкий. Ричард кинул взгляд на Паоло. Тот едва заметно улыбнулся ему, и в глазах засверкали смешинки. Точно он.
Среди однокорытников прошёл встревоженный ропот. Многие поглядывали на Дика. Все прекрасно понимали, чем грозит очередная выходка графа, и уже готовились к предстоящей буре. Буря не заставила себя ждать.
— Меня обокрали! — ревел ворвавшийся в залу капитан. — Прямо тут, в поместье! Кража орденской цепи – это государственная измена!
Ричард вздохнул. Началось.
— Я найду вора и выведу и его на чистую воду! Никто не покинет это место, пока он на свободе! Я знаю, слышите, знаю, кто это сделал! Дурное наследие, ненависть к королю и презрение к законам…!
«…двадцать три, двадцать четыре…» — наученный Валентином, Дик сосредоточился на счёте. Сейчас главное держать лицо и не выдать своей причастности.
Арамона орал, топал ногами, всё больше и больше багровея, и сейчас ничем не отличался от какого-нибудь недовольного лавочника, обнаружившего, что его помощник не чист на руку. Ричард не видящим взглядом смотрел на это представление, и когда сначала Луитжи, а затем и Арно указали взбесившемуся капитану на его потерю, даже не улыбнулся враз застывшему лицу Арамоны. Процесс возвращения злополучных регалий также прошёл без внимания Дика.
«…двести тридцать шесть, двести тридцать семь…»
—…унара Ричарда, - услышал он голос Арамоны.
Счёт тут же прекратился.
— Выйдете вперёд, унар Ричард. И взгляните в лицо своим товарищам, которые терпели наказания из-за ваших проделок.
Дик сделал два шага вперёд и встретился с необычайно довольным взглядом капитана. Арамона, казалось, преисполнился торжеством. Ричард постарался расслабиться, как учил его Валентин, и в который раз представил себе надорские горные хребты в их первозданном величии.
— В вашей комнате были найдены доказательства вашей причастности ко всем преступлениям, приписывающимся так называемому Сузе-Музе. Как вы объясните это?
— О каких доказательствах идёт речь, господин капитан?
Арамона перечислил всё то, что Ричард ещё утром так тщательно рассовывал по углам своего обиталища. Дик с показным удивлением уставился на капитана.
— Никогда не видел эти вещи, господин капитан.
— Тогда объясните мне и, — Арамона сделал широкий жест в сторону остальных, — своим товарищам, каким образом они попали в вашу комнату.
— Вероятно, они оказались там потому, что их кто-то туда принёс.
На секунду растерявшийся капитан тут же снова побагровел.
— Все свободны, кроме унара Ричарда, — зло прошипел он, не отрывая сверкающего взгляда от Дика.
Тот приготовился, собрав в себе всю стойкость Повелителя Скал.
— Это не есть правильно, — неожиданно изрёк Иоган. — Хроссе Потекс вешаль я.
— Это сделать мы, — поддержал его Норберт. — Мой брат так хотель сказать.
Ричард вздрогнул. Подставлять под удар Катершванцев в план не входило. Однако тут же вздохнул с облегчением – его соучастники сориентировались вовремя.
— Какая откровенная ложь, господа, — послышался голос Паоло. — Это моя непревзойдённая шутка!
— Как же, твоя! — вскричал Альберто. — Это сделал я, господин капитан! А потом…
— Да ты бы ни в жизни до туда не добрался! — встрял Арно. — Господин капитан, это дело моих рук!
— В одиночка такое сделать есть трудно! Это был мой брат и я!
— Капитан, возможно, вы всё же угадали, и это действительно был я. Но, откровенно говоря, я уже не уверен…
— Вовсе не ты! Ты спал как убитый, а я…

~*~*~

@темы: ОЭ

---

"Два Повелителя"

Автор: Io Zimniy
Бета: нет, очень хотелось бы
Рейтинг: предположительно, R
Размер: понаписано уже на макси
Персонажи: Ричард Окделл, Паоло Куньо, Рокэ Алва и другие
Жанр: -
Отказ: всё Камше, мне просто грустно смотреть на канон
Саммари: Повелитель - не просто титул, а Ричард Окделл действительно твёрд и незыблем.
Предупреждения: ООС, AU и прочие страшные звери, альтернативный взгляд на магию мира, расхождения с фактами канона
От автора: автор в курсе, что у каждого третьего есть желание "всё исправить", просто надоело писать это "в стол". =) Критика приветствуется.
Статус: в процессе

Часть первая. Лаик(2)

не бечено

~*~*~
Первое впечатление о «загоне» не обмануло Ричарда. Это место вобрало в себя все оттенки серого. Серые одежды слуг, серые каменные стены, и даже свет, лившийся из высоких окон, и тот был серым. Яркими пятнами в этом царстве аскетизма проступали лишь одежды капитана Арамоны, напоминая его подопечным о том, кто здесь властвует над цветом будущего общества страны. Мерзкий Свин не взлюбил Ричарда с самого первого дня, когда тот вступил в Братство Святого Фабиана, принеся клятву перед лицом Создателя. Арамона в этой нелепой ситуации выступал ни кем иным, как представителем короля Талига, Фердинанда Второго, а потому его отношение казалось Ричарду само собой разумеющимся. Граф Штанцлер предупреждал о чём-то подобном, и Дик терпел неприязнь капитана как мог.
Угадать семейную принадлежность всех унаров Ричард так и не сумел, хотя некоторые из них проявляли родовые черты достаточно ярко. Придда он вычислил сразу, по выражению лица и ледяной вежливости манер. В Паоло и Альберто легко угадывались южане, скорее всего кэнналийцы или с Марикьяры. Арно не мог быть никем иным, кроме как Савиньяком, а братья Катершванц и вовсе не скрывали кто они и откуда. Остальные, по всей видимости, не унаследовали семейных черт или вовсе имели такую родословную, о которой в его семье говорили с отвращением.
Библиотека в Лаик оказалась довольно запущенной, но гораздо больше той, которая была у Дика в Надоре. Какие-то из имевшихся в ней трудов Ричард читал ещё дома, но в достатке было и тех, что в замковой библиотеке не сохранились. Эйвон говорил, что многие книги увезли после восстания, и сам Ричард с грустью смотрел на пустые полки. Здесь же нашлись труды по истории, землеописанию и даже один увесистый том по астрологии. К нему Дик так и не прикоснулся.
Впрочем, времени на интересующие его книги у Ричарда почти не оставалось. Унаров гоняли, как невыезжанных лошадей, и порой, после особенно тяжёлого дня, он просто падал на кровать в своей «келье» и забывался сном.
В другие дни он много думал о Надоре. О том, как он будет восстанавливать разорённое герцогство и прогонять из душ обитавших в нём людей страх и нищету. Имели ли эти мечты отношение к реальности, Ричард не знал. Его земля хранила в себе несметные богатства, однако после восстания месторождения были заброшены, а большая часть урожая уходила на уплату налогов. Казалось, люди всё ещё живут так, словно завтра может не наступить, а сегодня растянулось на годы и не несёт ничего хорошего. Это читалось в глазах крестьян, ремесленников и охотников. Это же читалось в глазах матушки и грызло его самого, болью отдаваясь в душе. Он обещал вернуть жизнь скалам, и он вернёт, чего бы это ему ни стоило.
Менторы в Лаик были лучше, чем дома. Это Ричард оценил сразу. Он с огромным удовольствием посещал уроки по землеописанию и истории, стараясь не пропустить ничего из сказанного. Вопросов Дик старался не задавать или делал это после уроков, тратя драгоценные минуты свободного времени. Привлекать к себе лишнее внимание было опасно. Ричарду и так хватало стычек с Эстебаном и его компанией.
Этот унар был особенно неприятен Дику. Развязный, часто ходящий по грани приличия Эстебан это чувствовал и время от времени цеплялся к нему с унизительными высказываниями и нахальными попытками вывести из себя. Ричард терпел как мог, отвечал по всем правилам этикета и старательно не понимал, о чём идёт речь. Одни высшие силы ведали, сколько сил уходило на то, чтобы не попытаться ударить по нагло улыбающейся физиономии однокорытника. В такие моменты он представлял себе огромные валуны, лежащие по обочинам горных троп, обращался к своей стихии, прося о терпении и твёрдости, и вспоминал советы Августа Штанцлера. Иногда на помощь приходили братья Катершванц, единственная отдушина Ричарда среди унаров. Они молча вставали рядом с ним, излучая каменное спокойствие, и ему тут же становилось легче. Эстебан связываться с «дикарями» не решался и тут же откланивался, всё так же скалясь в улыбке.
- Не требует обращать взгляд на таких, кто хотеть, чтобы ты был злой, - говорил Иоганн. – Он есть не достойный твоей злости.
- Та-та, - подхватывал Норберт. – Он хотеть твоё наказание. Не давай ему это.
Ричард был благодарен обоим и, как мог, платил им своей искренней дружбой. Бергерам не было дела до того, что он «будущий мятежник» и Человек Чести. Они просто были его друзьями, и это грело его сердце также сильно, как и мысли о доме.
День сменял день, а неделя – неделю. Ричард считал время до Фабинова дня, делая зарубки на ножке кровати найденным ещё в первый день в полотенце осколком стекла. Он где-то читал, что так поступали заключённые в тюрьмах, чтобы не потерять счёт времени. Конечно, он не мог заблудиться в календаре, но с каждым днём количество небольших светлых полос всё увеличивалось, и Ричард с каким-то странным для себя удовлетворением смотрел на их нестройный ряд. Однако его тоске не было суждено продлиться долго.

* * *
Граф Медуза объявил о своём появлении в один из зимних вечеров за ужином в трапезной и невероятно взбесил этим и без того неспокойного Арамону. Стоило только взглянуть на недовольную физиономия Свина, чтобы понять, что он не только не принял послание всерьёз, но и едва ли задумался над его смыслом.
Когда Норберт с задумчивым лицом поднял шестипалую перчатку, Дик посмотрел на остальных. Кто-то взирал на деталь туалета с ужасом, кто-то – с удивлением. Эстебан брезгливо морщился, Северин и Макиано о чём-то переговаривались, Арно являл собой образ задумчивости, а Паоло тихо посмеивался над Арамоной, заимевшим себе столь изобретательного врага. Валентин смотрел на перчатку всё с той же холодной отстранённостью, словно её пребывание в арамоновском супе было делом заурядный и случалось каждый день. Других Ричард рассмотреть не успел, так как вошедший слуга забрал перчатку и неслышно удалился, а унаров отправили по комнатам.
В тот раз Арамона никак не отразил своего недовольства на подопечных, но Дик, как и все, был уверен, что граф ещё не раз станет его причиной смеяться на голодный желудок. Так оно и случилось. Суза-Муза развлекался как мог, портя портреты, намазывая навозом пол у дверей в личные покои капитана, сдабривая острыми пряностями и без того изысканный арамонов ужин и раскрашивая его одежду малиновой краской прямо во время завтрака. Шутки графа всё больше веселили Дика, и, изнывая от голода в своей «келье», он проворачивал в голове возможных кандидатов на должность изощрённого шутника.
В конце концов, ему пришлось признать, что если Суза-Муза и был одним из унаров, то никак не мог действовать в одиночку. Для этого нужно быть либо невидимкой, либо знать Лаик как свой собственный дом. Ни один унар не мог похвастаться такими навыками. Размышляя об этом перед сном или отбывая очередное наказание, Ричард пришёл к выводу, что не так уж и важно, кем был граф Медуза. Важнее то, зачем он делал то, что делал. Конечно, Арамона был мерзавцем, которого Создатель запер в «загоне» не иначе как для того, чтобы отравлять жизнь юным дворянам в общем и ему, Ричарду Окделлу, в частности. Но сам Суза-Муза так ни разу и не сообщил о природе своей неприязни. Некоторые из унаров относились к капитану с сочувствием. В основном, конечно, те, кто по природе своей не мог ненавидеть. Остальные сдержанно терпели, как терпят непогоду, и только Дик действительно страдал от вечных придирок, наказаний и попыток унижения. За всё время, проведённое им в Лаик, Свин попортил Ричарду крови даже больше, чем Эстебан.
* * *

В один из обычных для унаров вечеров Ричард возвращался из библиотеки, которая за последние недели стала его второй комнатой. Путь до неё за три месяца Дик изучил досконально, и даже нашёл несколько обходных маршрутов. Извилистые коридоры, подъёмы и спуски. Обойти несколько закрытых проходов, прошмыгнуть мимо дверей в трапезную и фехтовального зала, повернуть за угол… Темнота коридоров с лёгкостью поглощала свет его свечи, и уже в нескольких шагах от Ричарда начиналась неизвестность. Он не боялся темноты, как не боялся и того, что может в ней прятаться. Надор с его бесконечными коридорами, пролётами и подвалами был древнее и опаснее Лаик, однако, ощущение чужого взгляда каждый раз кололо его в спину, оставляя неприятный осадок. Вот и в этот раз, погружаясь в темноту коридоров, Ричард чувствовал его на себе, впитывал, оценивал. Словно у этого места были тысячи глаз, каждый раз оказывающихся сзади. Интересно, а другие унары чувствуют то же самое, что и он? Или это только его разыгравшее воображение? «Дом не любит тех, кто ходит по ночам»…
Неожиданно под ноги бросился какой-то тёмный комок. Ричард вздрогнул всем телом и попытался отпрыгнуть назад, шёпотом исторгая проклятия. Его повело в сторону и, почувствовав спиной что-то твёрдое, он дёрнулся и не удержал равновесие. Послышался писк, и комок быстро удалился в темноту, сверкая голыми лапками, а Ричард остался сидеть на полу, переводя дыхание и ругаясь сквозь зубы. Свеча, выпавшая из рук, потухла. Дик нашарил её недалеко от себя, но огня достать было неоткуда, а обступившая со всех сторон тьма оказалось не такой уж непроглядной. Коридор был внешним, и из окон лился бледный лунный свет, освещая серые камни.
Ричард поднялся, потёр ушибленное место и стал пробираться к своей «келье», надеясь, что пройдёт дорогу по памяти и не заблудится в темноте. Тишина, царившая в коридоре, казалась вязкой, и звук его собственных шагов словно впитывался в старые стены, умирая между их камней. Тяжёлый взгляд снова впивался в спину, но неприятнее всего было то, что в этом мерзком, негостеприимном месте водились твари ещё более отвратительные, чем Арамона. Дик с детства не любил крыс и со дня своего прибытия не видел ни одной, но эта встреча удивила и расстроила его. Он миновал внешнюю галерею, прошёл поворот, ведущий в глухой тупик, и повернул в один из внутренних коридоров. Этот путь был короче, хоть и вёл мимо крыла, где располагались личные комнаты капитана. Ричард не любил ходить этой дорогой, опасаясь столкнуться со Свином, но сейчас, лишённый свечи, не рискнул идти привычным путём.
Когда впереди, у развилки, забрезжил слабый свет, Дик резко и как мог тихо прижался к стене. Свет приближался с лестницы, ведущей в покои Арамоны, и Ричард вспомнил, что капитан как назло сегодня отправился на какой-то приём и должен был вернуться поздно. Значит, не он. Кто-то из слуг? Но те вряд ли станут мешать унару возвращаться в свою комнату. Конечно, они доложат, кому надо, но может и обойтись.
Рассуждая таким образом, Ричард шагнул на свет и замер. На лестнице со свечой в одной руке и чем-то зажатым в кулаке второй застыл, впиваясь в него взглядом, Валентин Придд

* * *
Несколько секунд они оценивающе смотрели друг на друга, замерев на месте. В голове Ричарда роились сотни предположений и догадок, тесня друг друга, но решать что-то нужно было сейчас.
Он шагнул в сторону Валентина и слегка поклонился в знак приветствия, как было положено по этикету. Придд ответил ему тем же, не теряя каменной маски на лице и не произнося ни слова. Холодный воздух слегка дрожал от напряжения, тишина становилась давящей, но Ричард постарался взять себя в руки.
- Валентин, - коротко произнёс он, стараясь сохранять голос спокойным.
- Ричард, - услышал он приглушённый ответ.
Придд держался так, словно имел полное право находится у дверей в покои Арамоны посреди ночи, и нисколько не опечален встречей с однокорытником. Ричард попытался занять у него немного невозмутимости.
- Не одолжите ли мне огня? Моя свеча потухла, а пробираться в темноте по этим коридорам не слишком безопасно.
Валентин убрал ладонь от свечи, давая Дику возможность поджечь от неё свою. Стало немного светлее, и теперь Ричард мог лучше рассмотреть стоящего перед ним унара. При всей своей видимой отстранённости Придд казался озадаченным. Это чувствовалось в блеске глаз, в чуть заметном изгибе рта и лёгком прищуре, что, разумеется, можно было бы списать на обстановку, если бы речь не шла о спруте.
Вдалеке послышалось слабое шуршание и отдалённый звук шагов, доносящийся с противоположенной стороны коридора.
- Я собираюсь дойти до унарского крыла, - Валентин кинул быстрый взгляд в ту сторону, откуда доносился шум. – Не составите ли мне компанию?
Дик кивнул и, стараясь держаться рядом с Приддом, повёл его окольным путём.
Всю дорогу они молчали. На многочисленных развилках Ричард свечой указывал направление спутнику, явно ориентирующемуся здесь хуже. Ночные блуждания по Лаик давали свои плоды, и, пролезая в узкие, незаметные с первого взгляда проёмы, Ричард порадовался, что так хорошо успел узнать старое поместье. Вскоре они оказались в нужном крыле, в окружении дверей в унарские «кельи», и Дик смог расслабиться – их не заметили.
Придд повернулся к нему и слегка склонился, прощаясь.
- Благодарю вас, Ричард, - чуть хриплым голосом произнёс он. – Доброй ночи.
- Доброй ночи.
Дик кивнул в ответ и отправился в свою комнату, на ходу рассуждая о том, что в последних словах Валентина было нечто большее, чем простое соблюдение формальностей. Спал он в ту ночь на удивление спокойно.

* * *
На следующее утро об очередных злоключениях представителя короля в этом Создателем забытом месте знали все унары. Арамона возмущался, потрясая красной от злости и напряжения рожей, и ругался так, что звук его голоса рекошетом отлетал от стен столовой залы. Ричард смирно смотрел в свою тарелку, не решаясь поднять взгляд на капитана. Попасть в очередной раз под арамоновскую раздачу не хотелось, как и не хотелось хотя бы одним дёрнувшимся на лице мускулом выдать Валентина.
Он всё утро думал о произошедшем накануне. Ричард не желал капитану ничего хорошего, как не желал ничего плохого наследнику Приддов. Конечно, Валентин мог и не быть тем самым шальным графом, но его причастность к последней шутке для Ричарда казалась очевидной.
«Пусть всё идёт так, как идёт», - решил он, пристально рассматривая трещинки на деревянной поверхности столешницы.
- Унар Ричард! – услышал он голос Арамоны.
Дик встал, стараясь не показывать своего раздражения. Опять этот толстый боров решил прицепиться к нему! Он посмотрел в небритое, злое лицо.
- Унар Ричард, что вы знаете о вчерашнем происшествии? – вопросил Свин, сверля Дика ненавистным взглядом.
- Ничего, господин капитан.
- Тогда как вы могли бы объяснить кошачий корень и тот факт, что им провоняло всё поместье?! – не унимался разошедшийся капитан.
- Никак, господин капитан.
Ричард прекрасно понимал, что у Арамоны не было ни малейшего доказательства его причастности к проделкам Сузы-Музы, а без доказательств он не мог предъявить хоть сколько-то весомые претензии. Если таковые доказательства обнаружатся, то Арамона мог бы даже выставить Ричарда за порог. Или не мог бы? Интересно, были ли у капитана особые указания относительно герцога Окделла?
- Вы хотите сказать, что не имеете к этому ни малейшего отношения?! – взревел Свин.
- Именно так, господин капитан.
- Что «именно так», унар Ричард? Вы имеете отношение к произошедшему в моих покоях разгрому?!
«Сколько же можно-то!?» - вскипел внутри Ричард.
- Я не имею отношения к разгрому в ваших покоях, господин капитан.
Получилось слегка дерзко, и Ричард это тут же ощутил. Арамона побагровел ещё больше и прожёг его взглядом, но в этот момент в зал вовремя вошёл метр Шабли, видимо, уже привычный к капитанским вспышкам дурного характера. Он с невозмутимым видом человека, которому нет дела ни до чего, кроме своего долга, обратился с Арамоне.
- Господин капитан, я хотел бы забрать унаров на урок.
Ричард поразился храбрости тощего и прямого как палка мэтра. Шабли давно импонировал ему, как человек, действительно увлечённый своим делом и достигший в нём изрядных успехов. Но на то, чтобы встать между разъярённым Арамоной и его жертвой, требовалось быть… Ричард не мог точно сказать, кем надо быть, но зауважал любимого ментора ещё больше. Он бросил на мэтра благодарный взгляд, когда Арамона, взбешённый до крайности, вылетел из обеденной залы.

~*~*~

@темы: ОЭ

---

"Два Повелителя"

Фандом: Отблески Этерны
Автор: Io Zimniy
Бета: нет, очень хотелось бы
Рейтинг: предположительно, R
Размер: понаписано уже на макси
Персонажи: Ричард Окделл, Паоло Куньо, Рокэ Алва и другие
Жанр: -
Отказ: всё Камше, мне просто грустно смотреть на канон
Саммари: Повелитель - не просто титул, а Ричард Окделл действительно твёрд и незыблем.
Предупреждения: ООС, AU и прочие страшные звери, альтернативный взгляд на магию мира, расхождения с фактами канона
От автора: автор в курсе, что у каждого третьего есть желание "всё исправить", просто надоело писать это "в стол". =) Критика приветствуется.
Статус: в процессе

Часть первая. Лаик (1)

Часть первая.

Лаик.

~*~*~

Ричард задул свечу и завернулся в тёплое одеяло, устало прикрыв глаза. Сон не шёл, но вместо него в голову лезли беспокойные мысли и нехорошие предчувствия. Вся эта затея с самого начала казалась ему глупой, но вовсе не по тем причинам, о которых подумал Эйвон.
Граф Ларак был уверен, что Ричард просто боится ехать в Олларию, где отношение к представителям опального семейства было более чем прохладным. Дик не стал его переубеждать, довольный тем, что хоть кто-то оказался на его стороне в этом нелепом споре. В конце концов, Эйвон искренне пытался помочь, отговаривая Мирабеллу от этой затеи. Сам же Ричард совершенно не понимал, что нашло на матушку. Все пять лет, прошедшие с момента смерти мужа, она жила прошлым и во всём видела лишь козни врагов и попытки унизить представителей проигравшей стороны. Неизменно холодная и твёрдая, как скала, она несла бремя вдовы восставшего герцога с фанатичным упрямством человека, у которого не осталось ничего, кроме чести. И вот теперь она склонилась перед требованием короля, отправив его, своего единственного сына, в объятья тех, кого сама считала недостойными называться честными людьми.
Узнав о том, что его вызывают в Лаик, Ричард скорее удивился, нежели испугался. И удивляться было чему. После смерти отца тогда ещё десятилетний Ричард мечтал вырасти и добраться до столицы, до всех этих предателей и «навозников», и непременно отомстить. Он с ненавистью смотрел на солдат, заполнивших Надор, и думал лишь о том, с какой радостью перебьёт на дуэли всех повинных в их положении. Но время шло. Солдат из Надора отозвали, оставив лишь посты на границах и повелев опальному семейству не покидать своих владений. Заточение не было Ричарду в тягость, но чувство, что весь Талиг отвернулся от них, не оставляло его. Он любил Надор, любил храбрую Айрис, смешливых младших сестрёнок, спокойного и чуть медлительного Эйвона, весёлого Наля и строгую, несгибаемую, но такую родную матушку. Ненависть утихла, выстуженная холодом надорских залов, за ней пришла непонятная обида. Мирабелла весьма доходчиво объяснила сыну, что рассчитывать ему не на что, и в столице ему вряд ли будут рады, не смотря на заступничество кансиллера и королевы. Но он оставался герцогом Окделлом, Повелителем Скал, и должен вынести все испытания, уготовленные ему Создателем. Ричард с достоинством, как и полагалось по этикету, выслушал наставление матушки, и обратился к тому, чем уже владел.
Он жил Надором, дышал им, как дышат воздухом, совершенно забыв о том, что где-то там, за пределами его родных земель, существует другая жизнь, живут люди с фамилиями из книг, потомки эориев и тех, кто пришёл с Олларом, носящие громкие титулы, ведущие войны и заключающие браки. Он чувствовал себя Надором, его скалами, его реками, его безграничными полями и лесами, полными дичи, и был абсолютно счастлив, как счастлив человек, не знающий жизни лучше той, что у него есть.
Вскоре Дик узнал и о непомерных налогах, и о сложностях с торговлей, и обо всех тех последствиях восстания, которые отец оставил ему в наследство вместе с разорённой землёй. Он видел, как время не щадит его замок, наблюдал, как тот медленно приходит в упадок. Но Ричард также помнил и о том, что рассчитывать придётся только на себя и на свою землю. Она не подведёт, как не подводила многие поколения до него.
И вот, неожиданно для всех, Талиг вспомнил о герцоге Окделле и призвал его на службу. Зачем? Зачем ему куда-то уезжать, когда он нужен здесь, своей семье. Зачем ему Лаик и столица, когда у него есть его земля, которая для него важнее всех городов Золотых Земель? За этим вопросом последовал ещё один: а зачем и кому он мог понадобиться там, за пределами своего герцогства? Его семье ясно дали понять, что не желают видеть никого из них ни в столице, ни в других областях Талига. Так для чего сейчас корона требует его присутствия?
За две недели, проведённые в седле, да ещё по такой промозглой погоде, какая установилась этой осенью, Дик смирился с мыслью о том, что ему придётся провести целых полгода в этом ужасном месте, вдали от родного Надора. Но ответов на свои вопросы так и не нашёл. Эйвон говорил ему, что отец тоже проходил обучение в Лаик, что служил в Торке. Ричард и так это знал, но также он понимал, что ни в какую Торку он не хочет, как не хочет и оставаться в Олларии дольше необходимого. Надор отпустил его, чтобы он вернулся. И он вернётся, как только разберётся с тем, зачем и кому понадобился весь этот фарс.
Эйвон также упомянул и о том, что кансиллер хочет поговорить с ним о чём-то важном. Настолько важном, что готов встретиться с ним тайно. Конечно, матушка рассказывала ему о том, что Август Штанцлер с большой теплотой относится к их семье. В глазах Мирабеллы Окделл кансилльер был настоящим Человеком Чести и борцом за дело погибшего Эгмонта. Столь лестная оценка матушки не заинтересовала Ричарда, но отказывать кансилльеру в разговоре он побоялся.
Встреча показалась Дику очень познавательной. Во-первых, неожиданно для себя он оказался «надеждой Великой Талигойи», что одновременно и смутило и насторожило Ричарда. Он никогда не заглядывал так далеко, не дальше своих земель, для которых он действительно был надеждой. Дела отца слабо интересовали Дика, но, видимо, кансилльер думал иначе и рассчитывал на него так же, как когда-то рассчитывал на предыдущего герцога Окделла. «За то, чтобы ты стал таким же, как Эгмонт!» - всплывали в памяти слова Штанцлера. Каким – «таким же», Ричард не понимал, но всё же пригубил вина вслед за этим тостом. Во-вторых, ему дали весьма ценные советы относительно «загона», которые Ричард постарался запомнить. Какое-никакое, а всё-таки подспорье. Он и сам понимал, что в Лаик ему придётся нелегко, но смутно представлял себе, насколько. Август Штанцлер смог предупредить его, и уже за это Ричард был ему искренне благодарен. Однако самым важным из сказанного кансилльером осталось вовсе не предостережение о тягостях жизни в школе оруженосцев. «Ричарда вызвал кардинал» - так он сказал, словно отвечая на невысказанный вопрос. О кардинале Ричард знал не так уж и много. Негласный король Талига, кукловод и пособник Чужого. Именно такими эпитетами матушка награждала Квентина Дорака, и, возможно, была права. Но зачем первому человеку в стране понадобился всеми забытый нынешний герцог Окделл?
Эйвон на протяжении всей встречи сидел так прямо, словно проглотил кочергу, и от Ричарда это не укрылось. Родич был чем-то неприятно удивлён, однако даже после встречи с кансилльером не решился говорить об этом. Попытки прокрутить в голове разговор и найти в нём что-то, что могло повергнуть графа Ларака в такое состояние, ни к чему не привели, и Ричард решил поговорить с ним утром, по дороге в Лаик. На этом усталое сознание покинуло его, давая необходимый отдых.

* * *

Они ехали по старому, запущенному парку. Мощные древние дубы смыкали свои ветки над превратившейся в одну огромную лужу дорогой. Над головой пародией на приветствие то и дело проносилось резкое, хриплое воронье карканье. Мелкий дождь пропитывал одежду людей и конские гривы, а воздух заполнил запах прелой листвы.
Молчание, нависшее над двумя путниками, можно было едва ли не вдыхать вместе с этим сырым воздухом. Каждый был погружён в свои не слишком приятные мысли, что отражалось на лицах обоих. Ричард никак не мог придумать, как же подступиться к Эйвону. После вчерашнего разговора он ждал каких-то напутствий и от дядюшки, каких-то слов, которые могли бы если не ободрить – о, в ободрении молодой герцог не нуждался – то хотя бы помочь сориентироваться.
Ехали медленно – размытая дорога не позволяла развить скорость, и подходящее к концу путешествие стало напоминать Ричарду одну из тех похоронных процессий, которые он не раз наблюдал в Надоре. Время шло, и вот уже через какой-нибудь час Эйвону придётся покинуть Лаик, оставив в его стенах совершенно растерянного мальчишку, без титула и уверенности хоть в чём-то, на что можно было бы опереться в этом чужом мире.
Не выдержав этой мысли, Ричард решился пойти напролом:
— Граф, если вы считаете должным сказать мне что-то до того, как мы расстанемся, лучше сделать это сейчас, — произнёс он как можно более официально, стараясь не выдать своей нервозности.
Эйвон тяжело вздохнул.
— Мне нечего сказать тебе сверх того, что уже сказал вчера наш друг, — произнёс он, и тон его показался Ричарду очень усталым. — Могу лишь пожелать тебе как можно быстрее вернуться в Надор…
— Уверяю тебя…
— Не стоит, - прервал его опекун. — Я прекрасно понимаю, что сейчас тебе всё происходящее кажется неправильным и чуждым. Но ты попривыкнешь, и, возможно, тебе захочется остаться в столице. Уверен, что условия тебе предоставят, если не наши друзья, то наши враги.
Волна протеста поднялась внутри, опаляя щёки. Как? Как Эйвон может думать о нём такие вещи? Разве он не понимает: Ричард принадлежит Надору. Он – герцог, и если его отец смог забыть об этой своей обязанности, то он, Дик, никогда не совершит его ошибки.
— Эйвон, - чуть более громко, чем следовало бы. — Неужели ты думаешь, что герцог Окделл оставит свой дом гнить заживо ради этого ужасного места, где каждая шавка мечтает его укусить?
— Не упрекай меня в том, в чём я не виновен! Но ты в первую очередь мальчишка, которого не просто так вызвали сюда.
Эйвон не повышал голос, но его неожиданная жёсткость сейчас напомнила Ричарду о том, что этот человек состоит в родстве с Повелителями Скал.
Решив, что перегнул палку в отношении воспитанника, граф Ларак взял себя в руки, устало выдохнул и уже более мягко произнёс:
— Будь очень осторожен, Дикон. Помни о том, что для всех ты в первую очередь сын своего отца. Именно по нему тебя и будут судить.
Ричард кивнул. В голове роилась масса вопросов, и он никак не мог выбрать из них самый важный. Но это и не потребовалось – из серой дождевой пелены неожиданно выплыл силуэт длинного строения. Словно сотканное из осенней хмари и вороньего карканья, нарисованное дождевыми каплями по стеклу, размытое и холодное, поместье показалось Ричарду воплощением уныния и скорби.
Время вышло, слов было сказано достаточно. Эйвон спешился, передавая своего коня в руки серого как мышь слуги. Ричард последовал его примеру и вслед за ним пересёк порог поместья Лаик.

@темы: ОЭ

---

"Два Повелителя"

Фандом: Отблески Этерны
Автор: Io Zimniy
Бета: нет, очень хотелось бы
Рейтинг: предположительно, R
Размер: понаписано уже на макси
Персонажи: Ричард Окделл, Паоло Куньо, Рокэ Алва и другие
Жанр: -
Отказ: всё Камше, мне просто грустно смотреть на канон
Саммари: Повелитель - не просто титул, а Ричард Окделл действительно твёрд и незыблем.
Предупреждения: ООС, AU и прочие страшные звери, альтернативный взгляд на магию мира, расхождения с фактами канона
От автора: автор в курсе, что у каждого третьего есть желание "всё исправить", просто надоело писать это "в стол". =) Критика приветствуется.
Статус: в процессе

Пролог

~*~*~

Зима в этом году выдалась снежная, но не слишком холодная. На севере так говорили: на три тёплые зимы приходится одна, в которую выживали далеко не все. Охотники, ходившие с юным герцогом за дичью, рассказывали, что в такие зимы звери сами приходили в деревни, поближе к человеческому теплу. Порою волки выгрызали в деревне всех собак, а по лесам ходили страшные медведи-шатуны, голодные и отчаявшиеся. И горе тому охотнику, кто нарвётся на такого в лесной чаще.
— Обычный медведь осторожен, — рассказывал Тибб, сидя у костра поздним вечером. — К людям запросто так не подходит. А если вдруг встретились, так и миром разойтись можно. А шатуну что человек, что волк – всё едино. Он и себя бы самого ел, коли было бы что откусывать, что уж говорить о человеке…
Герцог завороженно слушал старого охотника, кутаясь в шерстяной плащ и отпивая из жестяной кружки горячий травяной отвар, перемешанный с брусничной настойкой. Это была его первая зимняя охота. Матушка, опасаясь за здоровье сына, поначалу совсем запрещала подобные развлечения, но он смог отстоять за собой право проводить свободное от молитв время по своему выбору. Долгие уговоры и, не в последнюю очередь, напоминание о том, что отец славился охотничьими подвигами, сделали своё дело.
В этот раз с молодым герцогом отправились четверо: старый Тибб, считавшийся лучшим в округе охотником, его племянник Хэймо, зовущийся среди охотничьей братии Беглецом, Марти Эбернет, огромный мужчина средних лет, который, как рассказывали, завалил медведя голыми руками, и Хэрольд Лоури, приставленный к Ричарду герцогиней Мирабеллой слуга. Ричарда такая компания устраивала полностью – каждый знал своё дело, был в меру разговорчив и, в меру же, умел держать язык за зубами в присутствии матушки.
Костёр притухал. Круг тёплого света уменьшился, и окружавшие поляну ели едва угадывались в ночной темноте. Место для ночёвки выбрали удобное, с одной стороны прикрытое от ветра скалой, с другой на некотором расстоянии резко уходил вниз высокий обрыв, с которого открывался прекрасный вид на небольшую горную долину, освещённую почти полной луной. Выше располагались уже обледенелые скалы со всё реже встречающимися деревьями.
Ричард поплотнее закутался в плащ и спросил:
— Тибб, мы пойдём в этот раз к Шепчущей скале? Помнишь, вы с Марти рассказывали…
Спорящие полушёпотом о чём-то Лоури и Марти притихли, а Хэймо выжидающе посмотрел на старого охотника. Тот вздохнул, словно на нём лежал какой-то тяжёлый груз.
— Не стоит нам туда соваться, тан Ричард, ох не стоит... И никому не стоит, раз уж на то пошло.
— Но я хочу! Хотя бы одним глазком!
Ещё в самом начале, когда Тибб в первый раз взял его с собой, они договорились, что на охоте Дик будет слушаться старших во всём. Конечно, никто не умалял его герцогства, но все понимали, что непривычный к условиям дикой природы молодой дворянин может свернуть себе шею по простому незнанию. Для Ричарда Тибб стал наставником и старшим другом, и он привык доверять его опыту, но в этот раз всё выходило иначе.
Истории о Шепчущей скале рассказывали разные. Кто-то даже похвалялся, что смог провести там ночь, но таким, конечно, не верили. Говорили, будто оказывавшиеся слишком близко к этому месту люди слышали в звуках ветра мужской голос, почти шёпот. Слов никто разобрать не мог, но сомнений не было - это именно слова, пусть и принадлежащие какому-то неизвестному языку. Большинство наслушавшихся этого шёпота людей просто начинали вести себя странно – некоторые пугались своих близких, другие долгое время боялись выйти из дома. Были и такие, кто просто сходил с ума или, ещё хуже, сам заканчивал свою жизнь. Но это всё случалось не так часто – местные жители старались обходить это место стороной, а приезжих в Надоре было не так уж и много. Время от времени появлялись смельчаки-слабоверы, желавшие на своей шкуре испытать странности пользующейся дурной славой скалы. Рассказы о таких безумцах и составляли большинство слухов об этом месте.
— Мы только издалека посмотрим и тут же уйдём! — Ричард не унимался.
В конце концов, он же смог уговорить герцогиню Мирабеллу снова начать разводить надорских волкодавов! И это при том, что «мы живём в нищете, благодаря предателям и убийцам»!
- Тан Ричард, вы же слышали все эти истории, да и бывал я там, сами знаете. Место дурное, а что с вами случится, так герцогиня повесить нас прикажет, - встрял Марти, отчаянно глядя на Дика.
— Глупости, Март, кто тебя повесит! У тебя же вон какая шея толстая, как у быка! — это уже Лоури.
Слуге тоже было интересно. Он не так давно ходил с охотниками и любопытен был не меньше Ричарда.
— Должен же я хотя бы знать, как выглядит эта скала, — привёл свой главный аргумент Ричард. — Чтобы знать, куда ходить не надо!
На это у Тибба возражений не нашлось, и он с тяжёлым вздохом согласился подойти к скале на четверть хорны и уйти сразу же после привала. Встреча с неизведанным была запланирована на завтрашний вечер.

* * *

— …и вдруг вижу его. Огромный, как медведь, и не поймёшь, где у него голова, где хвост! Мне по первости показалось, что у него и нет вовсе этой головы. – Хэймо смешно размахивал руками и корчил рожи, пытаясь описать представший перед ним ужас. - А дальше я уже не смотрел, как припустил через весь лес! Он меня тогда чуть ни до самого замка вашего гнал. Потом вроде как отстал, или на кого другого переключился. Я тогда со страху столько народа переполошил. Вот меня Беглецом и прозвали. Три года почти прошло, а они всё смеются, что я зайца испугался… Видели бы они такого зайца!

День уже давно перевалил за половину, и Тибб заметно нервничал, раз за разом то проверяя оружие, то прикладываясь к фляге. Видит Создатель, он не хотел приближаться к этой скале и на полхорны, но что сделаешь с молодым и не в меру любопытным таном. Марти хмурился, прислушиваясь к ветру и бормоча под нос то ли молитвы, то ли ругательства. Хэймо разгонял тревогу самым привычным для него способом – рассказывал случаи на охоте, тщательно обходя те, в которых участвовал Эгмонт Окделл, а таких за последние три года набралось немало. Лоури и Ричард слушали его с энтузиазмом и поглядывали вперёд, пытаясь рассмотреть скалу, которую им до этого в тщательнейших подробностях описал Марти, пытаясь отговорить от посещения дурного места.
Они миновали узкий проход в долину, растянувшуюся между двумя невысокими хребтами. По дну струился небольшой ручеёк, по зиме скрытый сугробами. Небо очистилось от обрывков облаков, явив путникам яркие краски приближающегося заката. Ветер стих, и тишина, заполнившая долину, была почти абсолютной.
Охотники несколько раз видели оленьи следы, оставленные на свежем снегу. Гнаться за зверем никто не собирался – Тибб уже оставил лосиную тушу на высоком помосте в полудне пути от замка. По возвращении они заберут её. Старый охотник, ехавший впереди на своей тяжёлой лошади, поднял руку, а потом резко указал на небольшое скопление деревьев у склона холма. Ричард нагнал его.
— Где она, Тибб?
Старый охотник отхлебнул из своей фляги, поморщился и мотнул головой в сторону противоположенного конца долины.
— Смотрите, тан. Прямо у выхода нависает. Там тропка есть. Сейчас завалено, конечно, но летом её не трудно найти.
Ричард посмотрел туда, куда указывал Тибб. Скала резко выделялась из ровного горного склона, нависая над узким выходом, переходящим в ущелье. Она казалась чем-то инородным, словно кто-то взял и прилепил её там, да так и оставил. Дик нахмурился.
— Вот так вот, тан Ричард, — проговорил Тибб с задумчивостью. — Долина тут хорошая, и жить бы тут было приятно, коли не скала эта. Да ещё кое-что…
— А что за ущельем? — Перебил его Дик.
— Говорят, озеро где-то чуть дальше, но я не ходил туда и не видел. — Охотник снова указал на рощицу. — Заночуем там, а утром обратно поедем. Я обещал герцогине вернуть вас к началу Гончей.

* * *

Он не знал в точности, зачем пришёл сюда, но знал, что не мог не прийти. Дело не в байках, хотя и в них тоже, конечно. Но было что-то ещё. Странное чувство, будто его пригласили побыть гостем на собственной земле. Дик ощутил его ещё при въезде в долину, когда Тибб указал ему на скалу. Тогда он не предполагал, что заберётся так далеко.
Ричард карабкался по едва различимой тропе. Долину освещала чистая луна, слегка укушенная с одного бока. Фонарь не потребовался – светло было как днём. Его конь остался внизу, у подножья, привязанный к чахлой сосне. Животное заметно нервничало и поначалу пыталось порвать поводья, но Дику удалось успокоить его, нашептав на ушко глупостей. Этому приёму его научил замковый конюх, когда Дик был ещё совсем ребёнком. Старик говорил, что это работает на лошадей и на женщин.
До вершины оставалось не более двух родов, когда Ричард заметил отблеск костра. На скале кто-то был, но Дик точно помнил, что никаких следов, кроме звериных, они не встречали. Могло и замести, конечно.
Дик вскарабкался на ровную площадку, откуда лился тёплый свет. Костёр оказался большим. Заключённое в каменный круг пламя весело поднималось вверх, лаская ночное небо.
— Есть тут кто? — спросил он как можно громче.
Выждав с минуту и не получив ответа, Дик подошёл к огню и протянул руки к теплу. Подъём оказался тяжелее, чем он рассчитывал, но он всё-таки добрался! Немного отогреться и можно идти назад. И сказать Тиббу, что всё это стариковские байки – нет тут ничего страшного. Скала как скала. Даже очень удобная для ночлега. И костище есть, и вот в той нише можно хорошо устроиться, и дуть в спину не будет. Интересно только, где хозяин костра?
Ричард огляделся. Никаких вещей вокруг не лежало. Он уселся на полено у огня, и принялся греться, смотря на пламя. Ветер, поднявшийся к вечеру, здесь дул сильнее, чем внизу, но всё же на площадке было уютно. Никаких слов на неизвестном языке Ричард слышал. Со скалы открывался красивый вид на долину с одной стороны и на узкое ущелье – с другой. Дик отстранённо подумал, что стоит пройти там летом, когда сойдёт снег. Тибб говорил, где-то за ущельем должно быть озеро. Хорошо бы его найти…

* * *

Проснулся он резко, словно за шиворот вывалили ком снега. Вокруг был темно. Костёр почти догорел, и угли купались в пламени, как в масле. Ричард нехотя встал, разминая затёкшие ноги, огляделся в поисках дров и застыл.
Их было шестнадцать – почему-то Дик не сомневался в числе. Высокие плотные фигуры на фоне каменных глыб, окружавших кострище по числу собравшихся. Волной накатил ужас – его взяли в кольцо, поймали, как зайца, и теперь… теперь… Воображение впало в ступор. Что эти шестнадцать невесть откуда взявшихся… человек могут с ним сделать?
Вперёд выступил огромный мужчина. Охваченный ужасом Ричард уставился на него, не в силах отвести взгляд, но облик словно расплывался, распадался на много мельчайших деталей, не желая складываться в единую картину: широкие плечи, поношенный походный плащ, фибула с каким-то узором, борода… Их разделял догорающий костёр.
— Приветствую тебя, наследник Повелителей Скал! — голос мужчины, глубокий и мощный, отразился от каменных стен.
Ричард собирался спросить, кто они и зачем пришли, но во рту пересохло, и язык не желал поворачиваться.
— Мы звали тебя, и ты пришёл, — послышался за спиной высокий женский голос.
Дик резко обернулся, с трудом отводя взгляд от мужчины. Луна уже заходила, и в её умирающем свете Ричард снова разглядел лишь отдельные детали – гриву длинных вьющихся волос, подбитый мехом плащ, торчащие из-за плеча белые оперения стрел.
Он снова обернулся к мужчине, пытаясь взять себя в руки. Присутствие женщины неожиданно успокоило Дика – не будут же его убивать у неё на глазах!
Мужчина же пошарил за пазухой и вытащил из складок плаща до боли знакомый предмет. Привычно звякнул металл. Медальон покачивался на цепочке, отражая лунный свет. Ричард рванулся:
— Откуда он у вас!? Отдайте…!
— Стоять! — резко остановил его мужчина.
Ноги Дика приросли к месту.
— Это медальон Повелителя Скал. Ты же пока только наследник его.
Возмущение внутри нарастало, и Ричард резко выдохнул морозный воздух вместе со злостью и обидой. Страх ушёл, вытесненный нахлынувшими эмоциями. Ричард сжал кулаки.
— Я – Повелитель Скал, — твёрдо произнёс он, смотря собеседнику прямо в глаза. — Отец умер три года назад.
— В тебе течёт кровь Повелителей, но на Изломе этого не достаточно, — произнесла за его спиной женщина. — Тебе придётся пройти испытание, чтобы получить титул и вместе с ним медальон.
Ричард попытался припомнить всё, что он знал о Повелителях. Выходило, что не так уж и много. Матушка запретила ему прикасаться к медальону до шестнадцати лет. Говорила, что это воля отца.
— Но… — начал было Дик и осёкся.
Мужчина ухмыльнулся, и спрятал медальон обратно.
— Ты правильно подумал, наследник.
— Тогда почему…?
— Этот Излом может стать последним для Кэртианы, — высокий, звенящий голос прокатился над скальной площадкой. — Мы не можем оставить её без Щита перед его пришествием.
«Чепуха какая-то» — подумал Ричард, уже уверившийся в том, что ему снится очень уж реальный сон. Слишком яркий, что бы его забыть. Слишком страшный, чтобы его вспоминать.
— Двигайся по кругу, наследник! — приказал мужчина. — Ты начнёшь с меня и закончишь на мне. Слушай свою кровь, Ричард Окделл. Свою кровь, и больше никого.
Дик набрал побольше холодного воздуха в грудь и сделал широкий шаг через остывающие угли.

* * *

Когда Ричард открыл глаза во второй раз, на горизонте занималась поздняя зоря. Огонь умер окончательно, и угли подёрнулись седым пеплом. Надо было ехать обратно, а то Тибб хватится, если уже не хватился, конечно. Дик прислушался – всё та же тишина, что и вчера.
Значит, ещё не проснулись, а то крик стоял бы такой, что и в замке бы услышали.
Он аккуратно спустился с обледеневшей скалы. Идти под уклон было тяжелее, чем подниматься, и Дик то и дело цеплялся пальцами за каменную стенку, боясь поскользнуться. Конь ждал его внизу. Уже порядком помёрзший, он нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Ричард пустил его лёгкой рысью, возвращаясь в лагерь по своим же следам.
Он старался не вспоминать свой сон, но не мог не думать о тех обрывках, что сохранила память. Ночь, площадка, залитая лунным светом. Шестнадцать фигур. Шестнадцать вопросов.
«Помни, Скалы – щит Кэртианы, и ты – Повелитель их…»
Ричард сунул руку под куртку и нащупал сквозь одежду круглый медальон.

@темы: ОЭ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я понимал, что тот, кто потом придет на смену старцу, постарается опять изгнать из часовни все следы чуждых ему религий, я же пока что распахнул ее двери всем богам. Пусть входят, кому нужда
(с) Мэри Стюарт, "Полые холмы"

@темы: local